Под одним небом - Валентина Мельникова

class="p1">Я инстинктивно закрыла живот рукой, но было поздно.

Ларри правильно истолковал мой жест и на следующей же станции, схватив за руку, вытащил меня из вагона в последний перед закрытием дверей момент – прежде, чем девчонки успели отреагировать. На наше счастье, бросились следом они слишком поздно. Двери закрылись, и их лица вскоре исчезли. А Ларри затащил меня в поезд, который следовал в обратном направлении, видимо, опасаясь, что фанатки вернутся. И лишь тогда обратил на меня полный негодования взгляд. Я даже не помню, когда в последний раз видела его таким.

– Ну что? Наигралась?

Я виновато опустила голову. Теперь мне хотелось лишь одного – выбраться поскорее отсюда.

– Извини, – прошептала я, но он то ли не услышал, то ли не придал этому особого значения.

До парка Миллениум мы добирались на такси и в полном молчании, обидевшись друг на друга. Но потом незаметно оба оттаяли и уже через полчаса постепенно начали разговаривать. Сначала редкими фразами, а затем так, как прежде.

Хорошо, что муж у меня отходчивый.

А я уроки умею усваивать. Хоть и не с первого раза.

Вообще-то, этот парк является одной из главных достопримечательностей Чикаго, поэтому я так хотела сюда попасть. Иначе как образцом паркового искусства его и не назовёшь: причудливые тропинки, неподдающиеся логике фигуры и фонтаны в стиле хай-тек, которые, к сожалению, в марте ещё выключены.

Моё воображение поразила огромная зеркальная фигура, которая была отполирована так, что абсолютно не видно стыков и швов. Зато отражались все люди и город.

Мы незаметно пристроились к небольшой компании туристов, которых сопровождал гид и рассказывал на английском много всего интересного. Так вот, оказалось, что эту конструкцию создал английский скульптор индийского происхождения (на иностранные имена и фамилии у меня память тугая, простите), который хотел изобразить нечто похожее на каплю ртути, чтобы она также переливалась и отражала окружающий мир. И это ему удалось. Стоит лишь взглянуть, как много народу притягивает к себе эта необыкновенная фигура. Всем хочется её потрогать, пройти под ней, сфотографироваться. Высота этого чуда, кстати, пятнадцать метров. Можете себе представить?

Поклонники Ларри настигли нас и тут, и я минут десять подрабатывала фотографом для счастливых фанатов, которые никак не ожидали такой удачи в обычный день в родном городе – встретить Ларри и сфотографироваться с ним на фоне одной из главных достопримечательностей Чикаго.

Ну ладно, сегодня мы сделали кого-то счастливее.

Второе чудо, которое меня поразило – это живые фонтаны. Уверена, если бы они работали, эффект был бы ещё круче, а так это были лишь лица высотой в пятнадцать метров. Называется это чудо Crown Fountain и сочетает в себе свет, отражение, воду и самые современные видеотехнологии. Работает он с мая по октябрь – тут нам не повезло. Но есть шанс вернуться когда-нибудь в подходящую пору и всё наверстать.

Видео на фонтане сменяет изображения лиц жителей Чикаго. Как объяснял гид своим подопечным, в числе которых не совсем законно оказались и мы с Ларри, эта почётная миссия присуждается самым уважаемым жителям Чикаго.

Лица словно живые – они живут своей жизнью, у них постоянно меняется мимика, а каждые пять минут в тёплое время года они «плюются» струей холодной воды к всеобщему восторгу.

Фонтанов два, лица у них разные, они стоят напротив друг друга и как бы общаются между собой.

Я вволю засняла на фото эту атмосферу радости окружающих, их улыбки, эмоции. Они неподдельные, а потому эти кадры должны получиться отменными.

Также в парке Миллениум находится удивительный открытый театр Harris theater, считающийся лучшей открытой художественной сценой в США. Театр огромный – четыре тысячи сидячих мест и семь тысяч мест на газоне за театром. Ларри поклялся, что когда-нибудь выступит здесь бесплатно.

– Я бы посмотрела на это, – улыбнулась в ответ.

А почему нет? Зарекаться нельзя, в жизни возможно всё. Стоит лишь захотеть. И приложить немного усилий.

Вернулись в номер мы раньше обычного, около семи вечера. Посмотрели телевизор, поужинали. Я удобно забросила ноги на Ларри, он периодически тянулся к моему животу, словно желая удостовериться, что он на месте. И почти каждый день спрашивал, когда же ребёнок начнёт шевелиться.

А что я могла ответить? Мне и самой хотелось бы знать!

– Скоро, – отвечала неизменно и всё прислушивалась к себе. Но тщетно.

Легли спать мы в десять часов вечера, потому что в восемь утра нас уже ждал самолёт в Лос-Анджелес. Почти пять часов в пути, и в половину двенадцатого утра по местному времени мы вновь в городе Ангелов.

– Как будто и не было этого путешествия, – с грустью вздохнула я, глядя, как Ларри ловко убирает чемоданы в багажник такси, не прибегая к помощи водителя.

За годы нашей «дружбы» он научился перехватывать у меня инициативу и самостоятельно носить чемоданы, не дожидаясь намёков и прямых текстов. И хотя это был не тот аэропорт, в котором мы впервые увиделись, воспоминания нахлынули волной, и я едва сдержала смешок.

Ларри этого не заметил. Всё с тем же спокойствием захлопнул багажник и открыл для меня заднюю дверь авто.

У нас оставался всего один день на «отсып», а завтра у Ларри опять начнётся бесконечная карусель: студия – съёмочная площадка – репетиционная база – интервью.

Я успела выспаться и разобрать чемоданы, сходить на плановый осмотр к врачу, которая, хоть и была не в восторге от того, каким чрезмерно активным выдался мой двухнедельный отдых, всё же вынуждена была констатировать: беременность протекает хорошо.

– У вас чудесная девочка.

– Девочка? – едва не задохнувшись от радости, переспросила я.

И с этой новостью отправилась к Ларри на крыльях счастья, убрав телефон подальше в сумочку, дабы избежать соблазна позвонить и выложить всё прямо сейчас.

А ещё доктор сделала нам несколько фотографий и видеозапись малышки, которую мы с Ларри потом посмотрели раз десять.

Я держала интригу, покусывая губы в нетерпении. На третьем или пятом круге, когда Ларри рассматривал малыша словно чудо, не выдержала:

– Как ты думаешь, у нас мальчик или девочка?

Он посмотрел на меня так внимательно, что сразу стало ясно: он понял, что я знаю пол нашего ребёнка. И молчу.

– Я могу не угадать, – произнёс Ларри серьёзно. – Поэтому говори ты.

Он как будто нервничает?

Я не стала долго томить и счастливо рассмеялась:

– Дочка.

– Эмили.

Я кивнула. И с этого момента мы обращались с моим животом словно с отдельным членом семьи. Ларри постоянно спрашивал по телефону:

– Как Эмили?

И на третий день по возвращении я с восторгом сообщила:

– Она сегодня пошевелилась!

Это были такие новые, незнакомые ещё ощущения. Магия, которую ты не можешь до конца осознать, но ты её чувствуешь.

Я стала постоянно прислушиваться к себе и своим ощущениям, ожидая повторения, но внутри было тихо. Я осознавала, что тороплю события, но так хотелось скорее увидеть, обнять, поцеловать нашего нового члена семьи. Родного человечка. Крепкий мостик, который соединил меня и Ларри, впитав в себя одновременно и русские, и британские корни.

А ведь до рождения Эмили предстояло решить ещё так много вопросов! Какое гражданство получит дочь, если мама – русская, отец – англичанин, а родится ребёнок в Америке? Муж настаивал на том, чтобы дочь получила британские документы. Я не сопротивлялась. Единственным моим условием была религия: наши дети должны быть крещены в православной вере, в русском храме. Ларри согласился.

Моим любимым времяпрепровождением теперь стали походы по магазинам в поисках самых лучших детских книжек (я уже начала собирать золотую коллекцию на двух языках), костюмчиков, игрушек – столько всего яркого и интересного было на полках, что раньше я и представить себе не могла!

А потом ко мне на неделю приехала Мэй, и мы занялись этим вместе. Подруга рассказывала про своего парня – он был родом из Ирландии, на год старше, и работал в кафе вместе с подругой. А я с удовольствием делилась впечатлениями о нашей поездке и между дел обронила мысль о том, что Ларри предложил мне открыть свою выставку.

– Ты уже начала этим заниматься? – поинтересовалась Мэй, словно это