Кулинарная школа в Париже - Софи Бомон

главной темой ее жизни. И не такая ошибка, как с рокфором, а одна из тех, что похожа на ужасные плавленые сыры, в которые добавляют что-то неподходящее, вроде крошек сладкого печенья или хлопьев чили, чтобы придать им необычности. Эта мысль заставила ее улыбнуться. Клод бы взбесился, если бы узнал, что его сравнивали с одним из этих кошмарных сыров. Для него только лучшее из лучшего!

– Полагаю, нам лучше провести эксперимент, – предложил Макс, кивая Дэмиану, который вынес хлебную доску и нарезал для всех багет на тонкие ломтики, – и каждый из нас сделает вывод.

– Хорошая идея, пусть решают наши вкусовые рецепторы, – согласился Пит, первым взяв себе порцию. – Хотя не то чтобы я очень любил такого рода мягкие сыры, заметьте. Детская фигня.

– Значит, я совершил ошибку, спросив сначала вас, – парировал Майк, отрезая кусочек Нёшателя.

– Я люблю все сорта сыра, – признался Стефан. – Может быть, даже слишком люблю, – добавил он, отрезая слишком большой кусок рокфора, в то время как Аня снисходительно покачала головой.

– В моей стране многие считают, что любой сыр – следствие ошибки, – включилась в разговор Мисаки, пробуя каждого по кусочку, и заметила: – Но я думаю, что это волшебство.

– Я как-то вычитал приворот в одной книге, – снова заговорил Пит, надламывая кусочек Нёшателя, несмотря на свое прежнее пренебрежение, – согласно которому, для того чтобы очаровать женщину, достаточно дать ей ломтик сыра.

– Что ж, тогда тебе лучше набить им карманы, – хихикнула Габи. – Но берегись мышей.

Все рассмеялись над ее неудачной шуткой, даже Пит.

– Но что, если любовь обманчива, а ошибка – всего лишь ошибка? – поинтересовалась Кейт, доедая остатки своего рокфора.

– Такое случается, – ровно ответил Макс, – и в сыроделии, и в жизни. Но если мы хотим гарантий еще до того, как начнем, тогда мы никогда ничего не сделаем. Никогда не попытаемся. Мы позволим ошибкам взять над нами верх. И мы побоимся рискнуть влюбиться. И тогда…

– И тогда мы вообще перестанем жить, – тихо закончила за него Габи и добавила с огоньком в глазах: – К тому же мы не станем есть благородные сыры, потому что побоимся их запаха!

– Вот именно.

Лицо Макса просияло. Все напряжение, которое еще оставалось в зале, совершенно исчезло, когда он продолжил свою презентацию, знакомя их со всеми сортами сыров, окружая их историями, шутками и вставляя неожиданные мысли. И конечно, предоставив им шанс познакомиться с самым изысканным ассорти вкусов. Хотя, в конце концов, нужно сказать (и это прошептала Аня на ухо Кейт), что сыры начали смешиваться друг с другом.

Впоследствии Сильви и Дэмиан согласились, что это была лучшая презентация, которую когда-либо проводил Макс. Эксцентричная. Рискованная. Но вдохновляющая.

Глава двадцать девятая

Над рекой сгустились сумерки, и люди собирались, чтобы отсалютовать вечеру, наполненному разными ароматами, пикниками на набережных. Некоторые брали с собой абсолютный минимум – вино, багет, сыр и ветчину; другие пришли подготовленными по полной программе: корзины буквально стонали от с любовью приготовленных блюд в отдельных контейнерах, клетчатых скатертей, посуды и столовых приборов. Пары, семьи, группы друзей, студенты и туристы – Сена притягивала их всех к себе. Река безмятежно несла свой груз истории и легенд мимо беседующих компаний и голубей-помощников, следящих глазами-бусинками за небрежно брошенными крошками.

– Я никогда не устану от этого зрелища, – вздохнул Макс, обращаясь к Габи, когда они рука об руку пробирались сквозь толпу отдыхающих на пикнике. – Это как новая картина Брейгеля – так много интересного, и каждый раз видишь что-то еще, что пропустил в прошлый.

Габи прекрасно понимала, о чем он. Она тоже представляла эту сцену как картину – и, возможно, где-нибудь в углу, как на картине Брейгеля «Падение Икара», развернется какая-то великая драма, почти незаметная, ускользающая от взглядов большинства людей на картине.

– Может быть, кто-то уже это написал, – улыбнулась она после того, как высказала свою мысль, и он улыбнулся в ответ, пожав плечами:

– А может, и нет, и эта сцена просто ждет тебя.

– Может, и так, – спокойно согласилась она. – Эй, вон то местечко нам подойдет, тебе не кажется?

Они нашли чудом не занятое место на набережной – всего несколько свободных метров, но совсем рядом с водой. Они разложили свой незамысловатый, но роскошный ужин: свежий хлеб, байонскую ветчину и утиный rillettes[46], которые купила Габи, салат из молодого картофеля, горошка и мяты, приготовленный Максом, бутылку холодного божоле из местного винного магазина и восхитительно сладкую и липкую baba au rhum[47] на двоих. Никакого сыра – для одного дня его и так было более чем достаточно. Это было прекрасно – сидеть здесь на булыжниках, свесив ноги над водой, есть восхитительно простую еду, пить легкое прекрасное вино, которое сразу ударило Габи в голову из-за усталости и эмоций, пережитых за день, но это не имело значения, потому что они снова были здесь, вместе, и не было никакой спешки, даже необходимости что-то объяснять, были только эти мгновения, точно так же как будут еще мгновения, тянущиеся бесконечно…

Ранее в тот день, после окончания занятий, она нашла Макса, когда он собирал свои коробки, и сказала очень просто, по-французски:

– Я скучала по тебе. Очень сильно.

Сначала он ничего не ответил, просто заключил ее в объятия, и какое-то мгновение они стояли, тесно прижавшись, вдыхая аромат друг друга, а затем он очень мягко произнес:

– Прости меня.

– Это мне следовало бы извиниться, – пробормотала она, а он возразил, что это не так, тогда она рассмеялась и сказала, что он просто хочет, чтобы последнее слово осталось за ним, и он поцеловал ее в макушку со словами:

– Что-то подсказывает мне, что будет нелегко.

И вот так просто все снова стало хорошо. Нет, не просто так, Габи знала это. В ее работах и в его презентации было сказано много такого, что невозможно было выразить никаким другим способом. И они пришли к взаимопониманию, чего никогда бы не произошло, если бы они вообще не оказались в разлуке.

Тогда Габи обнаружила, что может спросить о его бабушке без всякой горечи; и она могла сказать, что он был рад, хотя и не стал оправдывать грубость пожилой леди. Макс сказал, что дал понять своей бабушке, что она перешла черту, и, хотя она официально так и не извинилась (не в ее характере!), она выразила сожаление по поводу того, что вечер закончился так, как закончился. Возможно, когда-нибудь, предположил он, Габи снова захочет принять ее приглашение, но Габи возразила – настала ее очередь.