Пуговицы и кружева - Пенелопа Скай

в лицо, страстно желая впиться губами в ее губы. – Вот почему я очарован тобой. Ты не такая, как остальные. Ты пышешь огнем. Ты сильная. Ничто не в состоянии сломить тебя, даже я.

Хотя мой ответ и покоробил ее, я заметил, что все же она была им тронута. Такого ответа она не ожидала услышать.

– Ты бил всех своих женщин?

– Нет. У меня был регулярный секс. Это не так приятно.

– А раньше ты пробовал кого-нибудь изнасиловать?

Вопрос номер три.

– Я буду отвечать, но за вознаграждение.

– Сколько?

– Еще пуговица.

Она снова поджала губы, обдумывая следующее действие. У нее оставалось еще семь пуговиц. Сколько она готова потратить?

– Отвечай.

– Ты уже спрашивала меня об этом несколько недель назад.

– Я хочу знать, ответишь ли ты мне сейчас так же, как и тогда.

Она хотела убедиться, что я не лжец. Тогда, спрашивая меня, она знала обо мне гораздо меньше, чем сейчас.

– Нет, никогда.

– А меня ты хотел изнасиловать?

Я сделал две попытки и провалил обе.

– Не раз. Когда я пришел к тебе в комнату впервые, например. Но я не мог.

– Почему?

Это был сложный вопрос.

– Не люблю заставлять женщину плакать. Не люблю причинять боль. Без согласия. А у тебя в глазах я видел страх, и слезы твои были… тоже от страха. Нет, я не такой. Я хочу, чтобы женщина хотела меня. И хотела этой боли.

– А зачем ты придумал эту затею с пуговицами?

– Потому что я видел, что ты хочешь меня. И тебе нужно было оправдание, чтобы лечь ко мне в постель. Ты слишком горда, чтобы отдаться своему тюремщику, даже если он тебе нравится. Я должен был дать тебе это оправдание. А единственным оправданием могла быть только твоя свобода. До того момента, когда я познал тебя в первый раз, я был готов спокойно расстаться с тобой.

– Значит, ты и вправду отпустишь меня?

Она задала слишком много вопросов.

– Ты уже перешла на следующий уровень. Чтобы продолжать, ты должна мне три пуговицы.

Она раздраженно вздохнула:

– Это несправедливо. Ведь тебе совсем не надо задавать мне вопросы. Ты и так все про меня знаешь. А я про тебя – совсем ничего.

– А кто сказал, что жизнь справедлива? – парировал я.

Ее глаза сверкнули.

– Я не должна была платить за твои ответы!

– Так уж мир устроен, – пожал я плечами в ответ.

Она снова стрельнула в меня взглядом.

– Ну а как же? Я буду отвечать на твои вопросы, пока у тебя будут оставаться пуговицы, чтобы платить. А сегодня ночью ты их все отработаешь назад.

Комната как нельзя соответствовала этой задаче.

– Ага, а ты заставишь меня делать что-нибудь ужасное.

– Я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не захочешь.

Теперь она знала меня лучше. Ее никто не мог заставить делать хоть что-нибудь против воли. Впрочем… разве что стать моей пленницей.

– Отлично. Значит, ты действительно отпустишь меня?

– После полной выплаты?

– Ну да.

– Я – человек чести. Мое слово – закон.

Она явно испытала облегчение.

– А я все думала, могу ли я тебе доверять или нет.

– Ты же знаешь, что я благородный человек и благородный преступник.

– Я никогда не знала о таком.

– Теперь знаешь. Еще есть вопросы?

– Но если ты благородный, зачем же ты продаешь оружие преступникам?

Вот такого я никогда ей не говорил.

– А с чего ты взяла, что именно преступникам?

– А кто еще будет связываться с торговцем оружием?

– Наша компания занимается производством оружия, которое продается правительствам различных стран для нужд обороны.

И если Боунс создает что-то новое, мы сразу же выпускаем конкурентный продукт.

Она ошарашенно воззрилась на меня, поняв, что совершила промах. Обычно она умела напустить на себя вид знатока, но здесь не смогла скрыть своего незнания.

– Что, серьезно?

– Я когда-нибудь врал тебе?

– Я только подумала… я ничего не понимаю.

– Естественно.

– Но зачем ты занимаешься этим? Зачем ты продаешь оружие властям, а не тем, кто больше заплатит?

– Среди тех, кто платит больше, иногда тоже попадаются хорошие парни. – Ответ мой был не совсем полон. – Не знаю, как ты, а я в своей стране чувствую себя в безопасности. У меня есть друзья по всему миру, и я тоже хочу, чтобы они не испытывали страха за свою жизнь. А Боунс хочет управлять всем миром. Добейся он успеха на этом поприще, и всем придет хана. Кроме того, конкуренция с нами выводит его из себя. А мне нравится, когда он бесится.

Она все еще сидела сконфуженная, не в силах совладать со свалившейся на нее правдой.

– Так, значит… ты не преступник?

– Ну, не сказал бы. – Я совершал ужасные вещи. Я был куда более злым, нежели добрым. – Кстати, не забывай, что ты находишься здесь против своей воли. И я заставил тебя зарабатывать твою свободу сексом. Нет, я на самом деле самый настоящий преступник.

Она глубоко задумалась и потрогала пальцами покрывало:

– Интересно…

– Пять пуговиц. Я продолжу, если такая цена тебя устроит.

– Твои ответы не стоят такой цены.

– Не согласен.

Она знала обо мне гораздо больше.

– Но у меня остались еще вопросы…

– Так валяй, спрашивай. Но ты будешь должна заплатить за них.

Мне нравилось управлять ею через секс. Мне хотелось, чтобы она платила ртом и пи*дой.

– Тебя на самом интересует только секс? Я промолчал, поскольку не понял вопроса.

– У тебя были серьезные отношения?

– Вообще-то, это уже другой вопрос.

Она снова закатила глаза:

– Ты прекрасно знаешь, чтобы получить меня, тебе стоит лишь сказать об этом. Тебе действительно нужны эти пуговицы?

– Да. – Я посмотрел ей в лицо – ни тени симпатии. – Чем больше у меня будет этих пуговиц, тем больше я получу от тебя близости, пока не придет пора отпустить тебя на свободу. Между ними и банковским счетом нет никакой разницы. Поэтому я трачу обдуманно.

Больше вопросов она не задавала. Я понял, что Перл выбрала весь максимум. Она не хотела секса, который стоил больше пяти пуговиц: она отлично понимала, чего это стоит.

– Хорошо. У меня все.

– Прекрасно. А теперь к делу.

Я поднялся с ложа и подобрал нужные «инструменты». Пока она формулировала свои вопросы, я был занят тем, что обдумывал способ, которым на этот раз ей овладею. Глядя, как она восседает в моей «игровой» комнате, я испытывал беспокойство и возбуждение. Мысли мои крутились вокруг грязных вещей – очень грязных.

Я вернулся к постели и положил на нее хлыст. Мои губы потянулись к ней, и мы