Возвращение - Николас Спаркс

не менее я очень хотел бы обсудить с вами ее состояние.

– Кто же вы?

Я рассказал, откуда знаю Келли, добавив про свое врачебное прошлое, – в общем, повторил то же, что и доктору Мэнвиллу.

Выслушав, Ноблз перевела взгляд на дверь палаты, а затем снова на меня.

– Ладно, – вздохнула она. – Говорите, форма согласия уже в медкарте?

Я кивнул.

– Мне нужно будет это проверить, – продолжила доктор. – Давайте встретимся в ее палате через пару минут?

– А мы не могли бы поговорить наедине?

Взглянув на часы, женщина быстро прикинула что-то в уме.

– Хорошо. Только недолго. Сегодня тьма пациентов. Пойдемте в комнату ожидания?

Она проверила компьютер на сестринском посту, а затем мы спустились на лифте в небольшую комнату, где сели за свободный столик.

– Чем могу помочь? – спросила доктор Ноблз.

– Вы уже получили результаты биопсии костного мозга?

– Если вы почти не знакомы с пациенткой, то откуда знаете, что ей делали биопсию? И почему Келли дала вам разрешение беседовать со мной?

– Пришлось прибегнуть к шантажу, – признался я.

– К чему, простите?

– Я пригрозил ей вызвать полицию. Долгая история. Пока смело мне все рассказывайте.

– Из-за шантажа документ признают недействительным, – проворчала Ноблз.

– А может, и нет, – пожал плечами я. – Я не юрист. В любом случае документ уже прикреплен к медкарте, так что технически вы ничего не нарушаете.

Не думаю, что я ее убедил. И все-таки она кивнула.

– Честно признаться, я рада, что можно с вами поделиться. Это все упростит. Келли – проблемная пациентка, и я не понимаю, как с ней быть.

– О чем вы?

– Такое чувство, что она не сказала мне ни слова правды.

Мне – тоже, подумал я.

– Боюсь, тут я бессилен. Мне просто хотелось бы обсудить ее состояние.

– Что именно вы хотите узнать? – спросила доктор Ноблз.

– Можете коротко рассказать о диагнозе? Хотя бы самое основное?

– Кое-что вам лучше обсудить с неврологом и ортопедом.

– Я и с ними поговорю, если понадобится.

Она кивнула.

– Келли поступила к нам с черепно-мозговой травмой и открытыми переломами руки. Компьютерная томография головы показала субдуральную гематому. Девушка то приходила в себя, то снова теряла сознание, и мы неусыпно за ней наблюдали, дожидаясь, пока стихнет буря. У нас тут не лучшие условия для операций на голове, таких пациентов обычно отправляют в другие больницы. Однако вертолеты в тот день не летали, дороги все еще были затоплены, к тому же мы опасались, что поездка ухудшит состояние больной. Жидкость продолжала накапливаться, поэтому мы приняли решение провести краниотомию[48] здесь. К счастью, сюда, несмотря на погоду, приехал нейрохирург из больницы «Вайдент». Операция прошла успешно. У Келли прошли головокружение и дизориентация. С тех пор она больше не теряла сознания. Говорит теперь четко, моторика восстановилась.

– Келли выглядела бодрой, когда я с ней разговаривал.

– Мне тоже так показалось, – сообщила Ноблз. – Если нужны подробности, поговорите с неврологом. По-моему, он уверен, что Келли поправится.

– А что насчет руки?

– Ортопед занялся переломами в воскресенье. Операция вышла сложной и длилась дольше, чем он планировал. Впрочем, он тоже уверен, что все прошло успешно. И все же советую расспросить его подробнее.

Женщина замолчала, и я поинтересовался:

– А что было дальше?

– Сами понимаете, к делу привлекли врачей разных специальностей. Сотрудников скорой, неврологов, ортопедов, теперь вот – онколога.

– Когда вас вызвали?

– В воскресенье вечером. Перед операциями Келли сдала стандартный комплекс анализов, и врачи обнаружили проблемы с кровью – нехватку эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов. Потребовалось переливание. Внутреннего кровотечения врачи не обнаружили, поэтому начали подозревать лейкемию – и пригласили меня.

– Вот, значит, зачем делали биопсию костного мозга.

– Несколько дней мы крутились как белки в колесе – осмотры, процедуры… С Келли побеседовали несколько врачей. И с этим связана другая проблема.

– Какая?

– Келли всем говорила разное, – вздохнула Ноблз. – А правды никто не знает. Например, она утверждает, что ей девятнадцать, чему я ни капельки не верю. На вид ей пятнадцать-шестнадцать. Она сказала мне, что ее родители год назад погибли в автокатастрофе, а другой родни у нее нет. Мол, с тех пор она живет одна. В то же время ортопеду она заявила, что родители умерли во время пожара. Нестыковочка, да?

– Может, она просто заговаривалась? – предположил я.

– Раньше – возможно, но не в воскресенье. Она нормально себя чувствовала, без ошибок складывала числа, знала, кто сейчас президент, какой день недели и так далее. Во время воскресного анкетирования она также заявила, что родом из Таллахасси.

– Она и мне сказала, что выросла во Флориде.

– Я сама из Таллахасси, – призналась Ноблз. – Я родилась там, училась в университете Флориды, провела там бо́льшую часть жизни. Когда я спросила, где училась Келли, – просто так, разговор поддержать, – она ответила, что в старшей школе имени Джорджа Вашингтона. Я о такой не слышала, поэтому проверила в интернете. Так ничего и не нашла. Затем я поспрашивала про другие места: парк Альфреда Маклая, заповедник Сейнт-Маркс… Келли сделала вид, что знает о них, однако я уверена в обратном. В итоге я прямо спросила, правда ли она из Таллахасси, и пациентка вообще перестала отвечать на вопросы. А мне нужно знать, есть ли у нее родственники, ведь девочке понадобится пересадка костного мозга. Полагаю, довольно скоро, иначе врачи будут бессильны. Поэтому нам нужно отыскать ее семью.

– Какая у нее стадия лейкемии? – спросил я.

– Простите. – Ноблз тряхнула головой. – Я не очень ясно выразилась. У Келли не лейкемия. Биопсия показала апластическую анемию[49].

– Это лучше или хуже лейкемии?

– Как сказать… По сути, апластическая анемия означает, что организм производит слишком мало кровяных клеток. В случае Келли болезнь вступила в тяжелую форму, поэтому ситуация критическая. Подождите… Вы вообще слышали о трансплантации костного мозга?

– Не так много, как вы.

Ноблз улыбнулась.

– Найти подходящего донора непросто, – объяснила она. – Обычно первым делом ищут доноров с подходящими лейкоцитарными антигенами. Есть шесть основных антигенов, и у самого лучшего донора все шесть должны совпадать с антигенами пациента. Если пять – уже хуже. С четырьмя пересадка тоже возможна, но есть риски. И так далее. Получив результаты биопсии, я проверила антигены Келли по базе доноров, и пока самое лучшее, что мы имеем, – пара совпадений с тремя антигенами. Мало. Хорошие варианты обычно находятся среди родственников.

– Вы сказали об этом Келли?

– Еще нет. Результаты пришли сегодня днем. Впрочем, Келли уже знает, что пересадка может потребоваться. Сейчас я сообщу ей все как есть, и тогда, надеюсь, она расскажет мне о своей семье. Неужели нет родных? Она ведь не старушка.

– А если она ничего не скажет? – предположил я. – Или снова начнет про автокатастрофу?

– Тогда нам останется только молиться, чтобы в базе появились новые доноры.

– Сколько времени есть в запасе?

Доктор Ноблз пожала плечами.

– Мы можем давать пациентке лекарства, делать переливания, чтобы сохранить ей жизнь. Но для этого она должна оставаться в больнице и выполнять все предписания. А страховки на длительное лечение у нее нет. Так что