Так далеко - Сильвия Дэй

– Это… Бог ты мой. Это действительно невероятно. – Я наклоняюсь ближе, как будто хочу рассмотреть фотографию, потому что в голове сейчас полный хаос и мысли разлетаются в разные стороны.

– Вот. – Он протягивает мне телефон. – Посмотрите внимательно.

Я следую его просьбе, потому что у меня нет выбора, но глаза застилает пелена, из-за которой я ничего не вижу. Вэл никогда не приказал бы меня убить, и никто из его людей не осмелился бы нарушить субординацию. В словах детективов нет никакого смысла.

– Если присмотреться, то можно заметить, что он одинок. Но да… На первый взгляд сходство поразительное. Ты это видел, Кейн?

– Да. Меня не одурачишь. Хотя с другой стороны, я бы узнал тебя где угодно. – Что-то в тоне заставляет меня поднять на тебя глаза.

– Вы знаете, кто эта женщина, миссис Блэк? – спрашивает Эмброуз.

– Э-э-э… Простите, детектив. – Я отвожу от тебя взгляд. – Я сейчас немного в шоке. О чем вы только что спросили?

– Вы знаете, кто на этой фотографии?

– Нет. А вы знаете?

– Это жена Ласки, – сообщает мне Йеллен. – Стефани.

Вернув телефон, я мотаю головой, чтобы привести мысли в порядок.

– И что вы думаете? Что он хотел убить свою жену, но у него не получилось и она отомстила?

– Возможно. – На этот раз Эмброуз убирает свой телефон в карман. – Напомните нам, почему у вашей входной двери стоит охрана.

– А почему бы и нет? – Ты спокойно вмешиваешься в разговор. – Я часто устраиваю приемы, и подобные вещи производят на гостей большое впечатление.

Детектив устремляет на тебя внимательный взгляд.

– Вас не беспокоит что-то конкретное?

– Кроме того, что семейный ужин, тщательно спланированный моей женой, испорчен? Нет.

В этой одежде ты похож на студента из Фордхема, с которым я когда-то познакомилась, но твой голос и манеры совсем другие. Ты воздвиг стену, тем самым прекратив дальнейшее сотрудничество с нашей стороны.

– Приносим свои извинения, что помешали. – Йеллен встает и улыбается. Его дружелюбие кажется искренним, но при этом в его взгляде сквозят решительность и проницательность, свойственные полицейским. – Что касается охраны, то нет ничего плохого в том, чтобы перестраховаться. Особенно в сложившихся обстоятельствах.

Я вопросительно выгибаю бровь.

– Какие обстоятельства?

– Те, кто предан Ласке, захотят отомстить за него, – поясняет Эмброуз, поднимаясь на ноги. – Они уже однажды приняли вас за Стефани. Предупредите свою охрану и не выходите в город без сопровождения. По возможности постарайтесь оставаться дома.

Йеллен мрачно кивает.

Ты тоже встаешь.

– Я прослежу, чтобы она была в безопасности.

– У нас могут возникнуть к вам еще вопросы, – предупреждает Эмброуз. – Сообщите нам, если решите уехать из города.

– Вы будете знать, где нас найти, – вмешиваешься ты.

Я встаю, чтобы проводить их, а ты обходишь свой стол и обнимаешь меня за плечи, нежно сжимая их, словно подбадривая.

У тебя тоже возникнут вопросы, и я не буду знать ответов. Я вообще ничего не понимаю. Зачем кому-то из окружения Вэла пытаться меня убить? Я смотрела в глаза Вэлу в последние минуты его жизни. Он говорил со мной. Я бы сразу поняла, если бы он захотел меня убить. И как бы тщательно ты ни защищал меня, если бы он хотел моей смерти, я бы была мертва.

Приказала ли моя мать совершить это убийство?

Когда она успела это сделать? До того, как присоединилась ко мне на яхте в тот роковой день много лет назад? Подозревала ли она, что я убью ее, как убила бы любого, кто угрожает тебе? Считала ли она, что единственный способ спасти меня от тебя – это забрать мою жизнь?

Она могла бы сделать это, если бы считала, что так будет лучше.

Я вспоминаю, какой она была в тот день – в ослепительно красном. Сознательно ли она пошла на риск, зная, что ее ребенок убьет ее? Последнее испытание. И если бы я его не прошла, чтобы было иначе? С тех пор мои частые переезды и многочисленные личности сделали бы мой розыск практически невозможным.

Слезы обжигают глаза. Сердце разрывается от боли. Все оставшиеся иллюзии о моей матери, которые были мне дороги, развеялись.

И поскольку это единственное, что мне от нее осталось, боль накрывает с головой мощной волной и тянет в пучину скорби.

24

Витте

Безоблачное субботнее утро, и небо бледно-голубого цвета. Войдя в кабинет моего работодателя после того, как я навестил его мать, я сразу же почувствовал, что его что-то тревожит. Кейн Блэк – человек, подверженный сильным страстям. Когда его эмоции на пределе, атмосфера вокруг сгущается, подобно тому, как тучи закрывают солнце перед грозой.

Я полагаю, что это было частью первоначального влечения между ним и миссис Блэк. Учитывая, насколько сильны его чувства к ней, он, должно быть, увлек ее за собой, как торнадо. В сравнении с ее жизнью, полной тайных делишек и вымышленных имен, он, вероятно, был глотком свежего воздуха.

Сейчас он стоит у окна, скрестив руки на груди, и смотрит на город. На нем повседневная одежда: светло-серые брюки и черная футболка, но, тем не менее, он все утро напряженно работал, сосредоточившись на своей семье, в частности, на жене.

– Витте, – говорит он, не оборачиваясь. – Она была дома?

– Да. У нее сильное похмелье. – На самом деле его матери было настолько плохо, что она даже не стала донимать меня сексуальными предложениями, как обычно. Но об этом я ему не говорю.

– Что ж, она заслужила это после прошлого вечера. – Он возвращается к своему столу и грациозно опускается в кресло. Вздохнув, жестом приглашает меня присесть. Достав свой мобильный, набирает номер по громкой связи, и я слышу гудок.

– Да, Кейн, – отвечает его мать более хриплым, чем обычно, голосом. – Если ты звонишь, чтобы отчитать меня, предупреждаю, сейчас у меня нет сил на это. Тебе придется перезвонить позже.

Его губы изгибаются в печальной улыбке.

– Ты помнишь, когда именно Эми впервые начала работать с Вэлоном Лаской?

На мгновение воцаряется тишина, затем раздается долгий вздох.

– Года четыре или около того назад.

– Ты сказала, что у тебя есть доказательства, – возражает он. – Они должны указывать на даты.

– Ради всего святого… Подожди минутку, я посмотрю. Не понимаю, почему это нужно обсуждать сейчас. У меня ужасно болит голова.

– Я ценю, что тратишь на меня время, – говорит он невозмутимо.

Проходит несколько минут, в течение которых мы слышим, как она дышит и что-то печатает на клавиатуре.

– Да, я была права. Апрель две тысячи двенадцатого. По