Когда мы были осколками - Акация Блэк

– Я разрываюсь. Не знаю, как себя с ней вести. Мне постоянно приходится бороться с привычкой дразнить ее и перебрасываться с ней шуточками.

Кивнув, Маттео садится рядом, и я вываливаю все. Про наши перепалки, про то, что произошло после дня рождения Саманты, и то, как она пришла ко мне в душ, про странный звонок и ее уклончивость. После каждой фразы он жмурится, потирает затылок, а несколько раз даже пытается сдержать смех. Что ж, хотя бы кого-то забавляет бедлам в моей жизни. Когда заканчиваю, мы смотрим друг другу в глаза. Я жду его реакции, но этот придурок молчит.

– Что, сказать нечего? – вспыхиваю я и бросаю мокрое полотенце ему в рожу.

– Есть! И довольно много, но я пытаюсь подобрать наименее обидную формулировку.

Он поглаживает бородку, и этот спектакль заставляет меня закатить глаза.

– Итак, – неуверенно начинает он. – Ты самый умный идиот, которого я когда-либо встречал. Деревенский дурачок, сельский болван, городской дебил и все в этом духе.

– Как мило с твоей стороны.

Я смеюсь. Он меня не разочаровал.

– Слушай, – говорит он, кладя руку на мое плечо, и мне вдруг хочется ее сбросить. – Судя по твоим потрясающим и излишне подробным рассказам, ты хочешь держаться от нее подальше, чтобы сдержать обещание, но у твоего сердца другие планы. Так что либо ты делаешь шаг ей навстречу, либо перестаешь пересекаться с ней так часто. Прими уже какое-нибудь решение. Добавлю вот что: лучше бы вам принять его совместно, а тебе – спросить у нее, что на самом деле произошло в тот день. А то как бы не сдох у меня на руках, так усиленно размышляя.

Увы, каждый раз, когда его слова трогают меня до глубины души, я включаю клоуна.

– Ой, прости, что пропустил то, как тебе вручали диплом психоаналитика. Я просто дрочил в это время.

Маттео отвешивает подзатыльник.

– Можешь смеяться сколько хочешь, но я прав.

– Мое сердце никак не влияет на решение. Я больше ее не люблю.

– Я такого и не говорил. Я сказал, что ты играешь с огнем, потому что знаю, какую бурю эмоций она в тебе вызывает.

Не бурю, а разрушительное цунами. Неукротимый пожар. Лютую ненависть. Опасное желание.

Маттео переводит взгляд на кого-то за моей спиной и машет рукой.

– Я пойду, меня Полли зовет.

Она встречает посетителей в зале.

– Поохотимся сегодня? – спрашивает он, поправляя на себе невидимый галстук.

– Нет, хочу лечь пораньше.

Я смеюсь, увидев гримасу отвращения на его лице.

– Никогда больше такое не говори. Меня чуть не вывернуло прямо тут.

– Да пошел ты.

Вернувшись в пентхаус, сразу падаю на диван. Хендрикс кладет голову мне на колени, а из рехаба звонит Софи. Но я не беру трубку, чтобы она оставила сообщение на автоответчике. У меня нет сил нянчиться с ней сегодня. Слова Маттео на повторе звучат в голове. Уверен ли я в том, что делаю с Луной? Черт возьми, нет, конечно! Хочу ли я сберечь сердце, держась от нее подальше? Какое еще сердце? Оно все еще у меня в груди, но звук такой, будто оно полое. Может, я и хочу ее тело, хочу нагнать упущенное время, но туда ей больше никогда не пробраться. С каждым днем оно все больше каменеет. Я теряю чувствительность, и мне нравится это. Нравится быть бессердечным циником. Успокаиваю себя тем, что меня ничего не волнует и не трогает. Но когда телефон снова начинает звонить и на экране всплывает имя крестной, несуществующее сердце вдруг подскакивает к горлу, потому что я знаю – пришло время платить по счетам за все свои решения.

Глава 20. Луна

Луна, 13 лет – Чарли, 11 лет

Стучу в дверь комнаты Чарли, но в ответ тишина. Вечер пятницы, солнце едва село – она должна быть у себя. Постучав еще раз, медленно поворачиваю ручку и заглядываю внутрь. Тыковка там. Она лежит на животе, болтая ногами в воздухе, и слушает что-то в своих оранжевых наушниках. Я, как обычно, в игривом настроении, поэтому неслышно подкрадываюсь к ней и с ногами запрыгиваю на кровать. От неожиданности она вскрикивает так громко, что у меня чуть перепонки не лопаются. Когда она понимает, что это всего лишь я, вопль превращается в смех. Я вытягиваюсь на кровати рядом с ней, а она бросается на меня и роняет нас обеих на пол. Я так безудержно хохочу, что начинаю икать. Мы валяемся на полу, пытаясь перевести дух.

– Лулу, я чуть не обсикалась!

– Значит, все как обычно, нет?

Она корчит рожицу мне в ответ, а потом мы снова устраиваемся на кровати. Она выключает iPod, а я подбираю с пола ее упавший личный дневник. Естественно, оранжевого цвета. Он у нее любимый. После стен комнаты и наушников это уже очевидно. Чарли тут же забирает у меня свое сокровище и кладет его на тумбочку. Ее кукольное личико вдруг загорается. С любопытством смотрю, как она идет к ящику стола и достает оттуда еще один дневник.

– Это тебе. Я его еще неделю назад купила, но каждый раз забываю отдать.

– Мне?

Почему меня так трогает, что она мне что-то купила? Дневник размером с общую тетрадь, на обложке изображен закат в основном оранжевого цвета. В качестве звездочек в небе блестят пайетки, меняющие цвет в зависимости от освещения.

– Спасибо, Тыковка.

Целую ее в обе щеки.

– Что ты пишешь в своем?

Она убирает светлую прядь за ухо.

– Всякое. Разные секреты, что интересного произошло за день. Еще люблю писать рассказики. Придумывать истории. Я бы хотела стать писательницей, когда вырасту.

Ее улыбка становится шире.

– А я думала, ты хочешь стать тестировщицей матрасов.

Чарли фыркает и прячет лицо в подушку.

– Я убью Лиама, – ворчит она. – Мне было шесть. Я любила спать больше всего на свете. Поверить не могу, что он до сих пор всем рассказывает эту историю.

– Ну да, твой брат в тебе души не чает. Готова поспорить, он ради тебя что угодно сделает.

Она вдруг заливается смехом, будто ничего глупее не слышала. Но я уверена, что в глубине души она это тоже знает. Лиам ради нее горы свернет. Он делает все, чтобы после десяти вечера быть дома и лечь спать рядом. Просто чтобы убедиться, что у нее все хорошо. Этот момент они делят только друг с другом. Я никогда не пробираюсь в его комнату до этого часа.