Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

он точно не оставит места для двусмысленности – я должна либо простить его, либо уехать. Конечно, от такого отношения ко мне впору было возмутиться, но, как нарочно, он предоставил выбор мне и заставил задуматься над ним. Простить. Или возненавидеть. Третьего было не дано.

Он уже долго ждал мой ответ. Он был от меня так близко, но я могла разглядеть лишь силуэт. В сердце снова затеплились незнакомые мне ранее чувства.

Не скрывая грусти в голосе, он тихо вздохнул, постоял еще немного, затем развернулся и молча направился к двери.

– Сяо Ци… – тихо позвала я.

У меня совсем не было сил, чтобы позвать его громче, голос был настолько хриплый, что я сама себя едва слышала. Конечно, он не услышал меня и двинулся к выходу на улицу.

Я рассердилась и бросила все силы, чтобы хоть чуть-чуть повысить голос:

– Постой!

Он застыл на месте и обернулся в замешательстве:

– Ты сказала мне остановиться?

Всего пара слов лишила меня драгоценных сил, внутри все сжалось от боли такой силы, что я лишилась речи. Сяо Ци поспешно вернулся, схватил за край полога и распахнул его.

В лицо ударил яркий свет. Открыв наконец глаза, я встретилась с парой горящих бездонных глаз. Именно этот взгляд вдохнул в меня безграничные силы и спокойствие там, на утесе. А сейчас эти глаза становились все темнее и глубже, я тонула в них и не видела дна. Тонула, пока чувства вновь не начали покидать меня.

Наверное, в этот момент я выглядела так жалко – от стыда я хотела отвернуть голову, чтобы он не видел меня такой.

– Не шевелись.

Он нахмурился, наклонился, тронул меня за плечо и позвал лекаря.

Лекарь появился в тот же момент, вместе с ним подоспело несколько его помощников: кто-то готовил лекарство, кто-то налил воды в стакан, еще один проверял пульс и задавал вопросы. Служанка поднесла лекарство и попыталась приподнять мою голову, чтобы помочь выпить его.

Сяо Ци забрал у служанки пиалу, сел рядом со мной и очень осторожно помог приподняться мне, позволив опереться на его плечо.

Я почувствовала исходящий от него незнакомый и очень резкий мужской запах, а через одежду – жар его тела.

– Удобно?

Придерживая меня за плечи, он чуть опустил голову и тепло, сосредоточенно посмотрел на меня.

Лицо мое горело – я отвела взгляд, не осмелившись взглянуть на Сяо Ци.

Он улыбнулся и сказал:

– Мы уже давно женаты, не нужно стесняться и придерживаться этикета.

Отчего я стала такой трусливой? Из-за полученных травм? На мгновение мне стало несколько досадно от услышанного. Но я все равно подняла глаза и посмотрела на него… Наконец, я смогла ясно разглядеть его лицо: густые брови вразлет, выразительные глаза, тонкие губы. Вблизи он не выглядел грозно или злобно. Тем не менее он показался мне самым незаурядным, даже выдающимся господином.

– Рассмотрела как следует? – Он не удержался от усмешки.

Уши вспыхнули от жара, я испугалась, что жар перебросится на мое лицо. Я распахнула глаза и без стеснения окинула его взглядом с головы до ног.

– Как тебе? – Он смотрел на меня с улыбкой.

Я спокойно посмотрела ему в глаза и сказала:

– У тебя не три головы и не шесть рук.

Он громко рассмеялся, поднес чашу с лекарством к моим губам и наблюдал, как я пью, робко придерживая меня за спину. Пока я пила лекарство, то чувствовала тепло его ладони на своей спине. Не знаю отчего, но сердце мое смягчилось и на мгновение будто замерло.

У лекарства был горький вяжущий вкус, поэтому пила я его, зажмурившись. Затем взглянула на Сяо Ци и спросила:

– И где же мой медовый сыр?

– Что?

Он пораженно уставился на меня, а я – на него.

Когда я была маленькой, матушка знала, как я не люблю все горькое. Когда я пила лекарства, она всегда после угощала меня медовым сыром, завернутым в листья снежного лотоса. Откуда ему тут взяться? Вспомнив о матушке, отце и брате, о доме, я опустила голову, слезы покатились по моим щекам.

Даже когда моя жизнь висела на волоске, я не плакала… А сейчас я не сдержалась и простодушно расплакалась прямо перед Сяо Ци. Он отставил чашу из-под лекарства и протянул руку, чтобы нежно утереть мои слезы. Я отвернулась, избегая прикосновений, но он все равно коснулся моего лица, и я почувствовала мозоли на кончиках его пальцев.

– Хорошее лекарство горько во рту, – спокойно сказал он. – Когда ты проснешься, боль отступит и ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.

Да, во рту до сих пор оставался этот неприятный вкус, а вот горечь и тоска на сердце начали постепенно отступать. Мне стало спокойно и хорошо.

– Поспи.

Он опустил меня на подушку и нежно взял за руку – я чувствовала жар его ладоней.

Не знаю, что было потом. Сон то был или это действие лекарства, но я была уверена, что видела перед кроватью маленького Цзыданя. Временами он лежал рядом со мной, временами стоял у кровати и приподнимался на носки, чтобы дотянуться до моего лба. Я отчетливо слышала его голос. Он говорил:

– А-У-мэймэй [101], выздоравливай поскорее.

Я открыла глаза, посмотрела на сидящего рядом человека. Лицо Цзыданя постепенно расплылось, оставив вместо себя лицо Сяо Ци.

Человек, который в этот момент гладил меня по лбу и держал за руку, был моим мужем, за которым я была замужем уже три года, но с которым познакомилась впервые. Это был не Цзыдань. Тоска пронзила мое сердце, и горе это было сильнее физической боли.

Последние несколько дней я всегда засыпала после приема лекарств. Мое состояние действительно заметно улучшалось. Если я не засыпала сразу, то с нетерпением ждала вестей о Сяо Ци от служанки. С тех пор как он ушел в тот день, он больше не возвращался.

Генералу Сун Хуайэню было велено каждый день спрашивать лекаря о моем состоянии и докладывать обо всем Сяо Ци. Мне же он сказал, что ван-е занят военными делами и хочет, чтобы я спокойно отдыхала… Я ответила молчанием, пытаясь понять, что чувствую… как будто я снова осталась одна.

Быть может, не нужно было ни на что надеяться. Быть может, между нами ничего и не изменилось. Он все еще был он. А я все еще была я. Но я хотела знать, известно ли в столице о моем спасении? Успокоены ли были мои родители?

Еще неизвестно, где сейчас был Хэлань Чжэнь.

Как будто это было