Вернись ради меня - Коринн Майклс

ухаживать за ними. Этим обычно занимались братья, в мои же обязанности входила починка забора и прочие плотницкие дела.

– Слушай, я был занят, – мычит он в трубку. – Я сделал все возможное, но у меня тут черт-те что творится.

– А у меня нет? – огрызаюсь я в ответ. – Я совершенно ничего не знаю о коровах, Шон. Ты должен разбираться с этим.

– Я дал Деку его номер.

Я фыркаю и ругаюсь себе под нос. Деклан тоже в последнее время перестал мне перезванивать.

На самом деле эти трое должны на меня молиться, черт возьми. Я торчу здесь уже второй месяц, рву жопу и не получаю никакой помощи, кроме тех денег, которые мне отправляет Деклан (и то мне приходится названивать ему по десять раз), а они все продолжают наслаждаться жизнью, не обращая на меня внимания.

– И что мне с этого, кретин? Мне нужна помощь. Вы все должны были что-то делать, но почему-то в итоге я отдуваюсь за всех, как всегда.

– Какая муха тебя укусила? Ты сегодня еще больший придурок, чем обычно.

Я сижу на тюке сена, потирая лоб.

Может, рассказать ему? Среди братьев Шон – единственный, кто знает о моем ангеле. Но если я расскажу ему хоть что-то, возникнет слишком много вопросов.

И все же мои братья – это все, что у меня когда-либо было. Они – моя семья. Они никогда не отворачивались от меня, и сейчас мне нужна их поддержка, ведь, если честно, я чувствую, что тону.

– Коннор?

– Я нашел ее, – говорю я прежде, чем успеваю передумать.

– Нашел кого?

– Ее.

Шон на секунду замолкает, а потом выдает:

– Да ну на хрен?

– Она здесь… в гребаном Шугарлоуфе, и это еще не все…

И я рассказываю ему. Я говорю и говорю, хотя, кажется, уже за один раз наговорил больше, чем за последние лет десять. Шон молчит, пока я облегчаю душу, делясь с ним событиями прошедших нескольких недель и всеми открытиями. Вдаюсь даже в те детали, которые не хочу помнить, потому что просто не в силах их забыть.

Закончив рассказ, чувствую себя как после тренировки: у меня болит сердце, раскалывается голова, и я едва могу дышать.

– Похоже, ты был очень занят, братишка.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Нет, но… Сейчас у меня нет слов.

Много же от него помощи.

– Спасибо, Шон.

– Слушай, ты только что рассказал мне, что девушка, которая снилась тебе последние восемь лет и которая, по-видимому, является каким-то неземным существом, живет с тобой, потому что ушла от жестокого мужа. И вдобавок у тебя еще может быть ребенок от нее? Дай мне секунду, чтобы переварить все это, черт возьми!

Я тяжело вздыхаю и устремляю взгляд в потолок.

Какой это все мрак, чтоб его.

– Я не понимаю, что мне делать.

– Делать?

– Да, с Элли. Я никак не могу прийти в себя. Стоит мне посмотреть на нее – и сердце выпрыгивает из груди. Стоит мне подумать о ней – и приходится бороться с порывом немедленно найти ее. Это смешно, но я хочу большего.

Я пытался отрицать свои чувства, но они становились только сильнее. Элли не готова пока даже думать о том, чтобы связать свою жизнь со мной. Я ждал ее так долго, что теперь последнее, чего я хочу, это разрушить все своим излишним давлением на нее. Хочу, чтобы она сама меня захотела. И не хочу, чтобы это было из-за ее бывшего.

– Скажи, что ты не…

– Что?

Шон запинается, что вообще-то ему несвойственно.

– Ты ничего не сделал… с ней… типа после нападения на нее?

Если бы он стоял передо мной, я бы уложил его на лопатки.

– Если тебя интересует, спал ли я с Элли снова, то ответ – нет. Нет, я не эгоистичный мудак, готовый воспользоваться женщиной в такой ситуации.

– Я не это имел в виду. Остынь, чтоб тебя. Просто сама ситуация довольно безумная, и я сам знаю, каково это: испытывать чувства, даже понимая, что это неправильно.

Шон влюблен в свою лучшую подругу последние лет двенадцать. Вся проблема в том, что она собралась замуж за другого. Брата спасает только то, что предмет его мечтаний тоже живет здесь, а значит, они особо не пересекаются.

– Я не говорил, что чувств нет.

– Я понял. А еще есть ребенок.

Ага, а еще есть Хэдли.

– Если она моя…

– Тебе нужно это выяснить.

Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на ноги.

– Есть вероятность, что это не так.

– Конечно, но есть и вероятность, что это так. Ты сказал, у нее глаза Эрроудов, да?

– Даже Сид это заметила, – говорю я ему.

Шон разражается смехом:

– Сид… это Сидни Деклана?

– Она самая.

– Как ты вообще справляешься со всем этим в одиночку, черт тебя побери, Коннор? Ты вернулся в Шугарлоуф, что само по себе плохо, а теперь у тебя там та девушка, возможно, дочь и Сидни. Черт, сейчас ты мне еще, наверное, скажешь, что Девни и ее парень собираются заглянуть к вам на ужин.

Я ухмыляюсь:

– Это твоя забота, братец.

– Ага, что ж, думаю, у каждого из нас хватает проблем, да?

– У кого-то их побольше, чем у других.

Мне не терпится узнать, моя ли Хэдли, но многое может измениться, как только вскроется правда. Прямо сейчас я не ее отец. Я не обязан заботиться о ней и могу спокойно наслаждаться временем, проведенным вместе.

А еще у меня есть чувства к Элли.

Я люблю ее.

Я знаю.

Но также я знаю, что это признание – последнее, что ей сейчас нужно от меня. Элли не нужно слышать, что она единственная, кого я хочу, что я готов ждать целую вечность, если в итоге смогу заслужить ее любовь. Она должна оставить позади весь тот ад, через который прошла. Это будет непросто, так что моя главная обязанность – дать ей на это время.

Но если я узнаю, что Хэдли моя, не уверен, что смогу сдержаться.

Я захочу, чтобы они обе были моими.

– Такое ощущение, что этот ублюдок обо всем знал… – говорю я.

Это еще один момент, о котором я давно уже думаю.

– Папа? – уточняет Шон.

Этим можно объяснить те дурацкие условия, которые он включил в завещание. Какая ему была разница – останемся мы здесь на два года или нет? Он явно хотел заставить нас вернуться сюда, и дело не только в какой-то ностальгической херне.

– А зачем еще он хотел, чтобы мы жили здесь?

Шон замолкает