Шрам - Эмили Макинтайр

проводил лето с нашей семьей в загородном поместье и всегда очень завидовал моему брату, почти до одержимости.

– Привет, Клавдий, – вздыхаю я. – Приятно видеть, что ты все тот же маленький извращенец.

Клавдий ухмыляется, осушая бокал:

– А вы, ваше высочество, так и скрываетесь в тени. Прячетесь от своего брата, как в детстве?

Усмехаясь, я поворачиваюсь к нему, затмевая его своей тенью.

– Тебя вообще приглашали, малыш? Или ты пробрался сюда тайком?

Я протягиваю руку и хватаю его за плечо.

Его лицо искажается в яростной гримасе, он вырывается из-под моей руки и уходит прочь, не говоря больше ни слова. Мои глаза следуют за ним, пока он идет к центру бального зала. Там он прикасается к плечу молодого человека, танцующего с леди Битро, и заменяет его, обхватывая своими грубыми пальцами ее талию и притягивая к себе.

Злость разъедает меня, когда он прикасается к Саре. Ее улыбка становится натужной, глаза наливаются тревогой.

Обычно я наслаждаюсь ее дискомфортом. Но только тогда, когда причиной являются мои руки.

Он кружит ее в простом фокстроте; его ладонь продвигается все ниже по талии, пока не оказывается над изгибом ее ягодиц.

Еще мгновение, и я бы пустился через бальный зал и переломал его пальцы. Но мне этого делать не приходится, потому что она сама вырывается из его объятий.

Клавдий кланяется и направляется по блестящему кафельному полу в коридор, куда она только что вышла.

У меня напрягаются мышцы. Я вижу, как его глаза-бусины следят за ней.

И вот он принимает решение: спотыкаясь о пол, Клавдий выходит вслед за Сарой из дверей бального зала.

Я смотрю на брата, ожидая, что он закипит от ярости, но вместо этого тот строит глазки служанкам, которые стоят у дальней стены.

Это омерзительно.

Размяв шею, я прикидываю варианты: я могу последовать за ними, а могу ничего не делать.

Сара Битро не моя проблема.

В обычной ситуации мне было бы все равно.

И мне должно быть все равно.

Однако это не так.

Глава 30

САРА

Я почувствовала его раньше, чем увидела.

Едва успела дойти до двери дамской уборной, как меня развернули, втащили в темный угол главного коридора и прижали к камню.

– Уберите от меня руки, – шиплю я, глядя на раскрасневшееся лицо лорда Клавдия. Его гнилостное, пропитанное вином дыхание еще более невыносимо, чем во время танца.

Он стал последней каплей в этом кошмаре, где мне пришлось шествовать под руку с несколькими мужчинами и танцевать до онемения ног. Когда Марисоль заставляла меня тренироваться, я думала, что буду танцевать с будущим мужем, а не со всеми присутствующими.

Но Майкл за весь вечер едва удостоил меня взглядом. Он произнес полусерьезную речь о том, что его кузен заболел задолго до бала и что ему повезло иметь под боком плечо, на которое можно положиться и в горе, и в радости. Но с того момента он превратился в привидение, которое отмахивается от меня, словно от обязательства, и всячески хочет от меня избавиться.

– Вы пожалеете об этом, когда протрезвеете, – я пытаюсь его образумить, надавливая на лацканы смокинга.

– Вы красивая женщина, миледи. Никто не осудит меня за то, что я опробовал товар.

– Его величество осудит. – Ужас пробирает меня до костей. – Вас предадут смерти.

Его толстые пальцы скользят по бальному платью, сминая атлас и кружева; его предплечье прижимается к моей трахее, усиливая давление, пока дыхательные пути не начинают закрываться.

– Никто вам не поверит, – усмехается он. – Это ведь вы меня умоляете.

Острые лезвия вонзаются мне в горло, пока я пытаюсь дышать. Я смотрю в коридор в надежде на спасение.

Но там никого нет.

Его бедра прижимаются ко мне, эрегированный член упирается в живот, а рука крепко держит за талию. Я пытаюсь пошевелиться, стараюсь дотянуться до кинжалов на бедре, но вес его тела давит на меня, и я не могу контролировать конечности.

Отец учил меня мастерски владеть мечом и кинжалом, а из пистолета я целюсь почти идеально.

Но этому он меня не обучал.

Я больше не могу бороться.

Теперь мне остается надеяться, что мое обмякшее тело вынудит его ослабить хватку. Он кряхтит, вжимаясь в мой живот, и ухмыляется, когда слюна выпадает из его рта мне на шею. Он тащит юбки наверх, обнажая чулки, – звук рвущейся ткани вонзается в мою грудь, как стрела; страх проникает внутрь, смешиваясь с ударами сердца. Продолжив свой путь, он запускает руку под сорочку, скользит мясистыми пальцами по внутренней стороне бедра, минуя кружевную оборку белья, пока не встречается с моей кожей.

Я рада, что он не наткнулся на холодный металл кинжалов – а может, и наткнулся, но ввиду своего опьянения не обратил на них внимания. Желчь подползает к горлу, вызывая тошноту, я молюсь, чтобы меня вырвало прямо на него: может, это заставит его отступить.

– Чертовы платья, – бормочет он, прижимая руку к моему горлу.

Он отодвигается, чтобы устроиться поудобнее; его рука уже в сантиметре от нежных кудряшек между моих ног. И как раз в этот момент я пользуюсь его слабостью. Сердце бьется в груди, когда я тянусь к его ладони и вытаскиваю одно из лезвий из-под кожаной подвязки.

Я подношу кинжал к его горлу, прижимая острие к яремной вене.

Выпустив юбки, он отступает, спотыкаясь о свои же ноги. Его глаза округляются.

– Не стоит так бездумно загонять девушек в угол, – шиплю я, обуреваемая яростью. – Никогда не знаешь, у кого из нас есть коготки.

Теперь я надвигаюсь на него, пока он не врезается в противоположную стену и не поднимает руки в знак капитуляции.

– Может, мне оборвать твою жизнь? – спрашиваю я, перемещая руку на его торс. Отвращение и ярость смешиваются воедино, и этот привкус лишает меня дыхания. Я опускаю руку, сжимаю его яйца и выкручиваю ткань брюк, пока он не начинает кричать. – В конце концов, – продолжаю я, приближая губы к его уху, – это ведь ты меня умоляешь.

Я поворачиваю запястье, чтобы кожа натянулась сильнее, и чувствую, как под моим ножом подрагивает его адамово яблоко.

Я надавливаю на лезвие – появляется тонкий порез. Кровь стекает по пищеводу и по галстуку-бабочке, окрашивая белоснежную рубашку.

Было бы так легко перерезать ему горло, и мое тело вибрирует от желания. Я стискиваю зубы, погружая в него лезвие. Его затрудненное дыхание обдает мои ноздри зловонием.

Но тут из коридора доносится громкий стук. Я отступаю, пряча лезвие за спину: нельзя, чтобы кто-то увидел у меня оружие и узнал, что я умею им пользоваться.

Мы оба стоим на месте. Оба молчим. Клавдий покачивается.

Вскоре шаги затихают.

В ту же секунду я отталкиваюсь от коренастой фигуры мужчины и бегу прочь по коридору, пока он не исчезает из моего поля зрения.

Сначала я хочу проследить за ним, но адреналин уже выветрился и сменился тяжелым тошнотворным чувством, отягощающим меня от пальцев ног до макушки головы. Прижавшись к каменной стене, подношу руку ко рту, заглушая рвущийся наружу всхлип. Я закрываю глаза, пытаясь остановить слезы: не хочу наделять этого подонка большей властью, чем он уже заполучил.

Но несколько слезинок все же вырываются наружу.

Они горячие, стекают по моим щекам и очень напоминают неудачу.

Ты в порядке. Ты остановила его. Ты сильная.

Я встаю на шаткие ноги и иду в туалет. Тело вздрагивает от каждого скрипа; нервы превратились в подобие ниток, распутавшихся возле шва.

Он ничего сделать не успел, но почему-то я чувствую себя грязной, лишенной чего-то важного.

Кинжал дрожит в ладони, пока я включаю кран и смываю с лезвия мелкие капли крови, надеясь, что вместе с ним очистятся и раны, нанесенные моей душе.

Он не отнял мою невинность, но забрал нечто гораздо более важное.

Мое достоинство.

И я не знаю, как его вернуть обратно.

Глава 31

ТРИСТАН

Я следую за ними.

Разве я мог поступить иначе?

Но когда нахожу их, уже слишком поздно. Передо мной предстают грязные руки Клавдия, рвущие ее платье, и мерзкие бедра, вжимающиеся в ее живот. В голове у меня пустота, грудь сокращается, а легкие сжимаются, обугливаясь от бушующей ярости.

Я не могу двигаться.

Не могу слышать.

Не могу говорить.

Я могу думать лишь об одном:

«Она моя».

Это слово