Жестокое лето - Морган Элизабет

вечеринки, машу Сиси и договариваюсь пообедать с ней на неделе, а потом иду в бар, где знойный бармен накормит меня и выслушает, какой ужасный выдался у меня день.

19

Ками

Захожу в «Рыбалку» минут на десять позже, чем обещала Заку (пришлось выпить чаю с Мелани и ее полезными знакомыми). В зале немноголюдно. Зак, наверное, и не заметил, что я опоздала. Не могу себе представить, чтобы он все посматривал на часы и ждал, когда я появлюсь.

– Вот и она! – говорит он, когда я подхожу к бару. – А ты не торопилась.

Что ж, значит, все же заметил. И почему у меня от этого снова порхают бабочки в животе?

– Симпатичное платье.

– Да, мне… подруга одолжила, – отвечаю, вспомнив, как добра была ко мне Сиси сегодня.

– И почему мне кажется, что тебе непросто далось слово «подруга»?

Потому что так оно и есть.

У меня две подруги, и этого вполне достаточно. Мне так даже больше нравится. Когда друзей много, риск разочароваться гораздо больше.

Я вот надеялась подружиться с Оливией, а оказалось, она просто прикидывалась.

Какая же я дура!

Покачав головой, улыбаюсь.

– Я здесь всего две недели. И то, что за такое короткое время мне удалось с кем-то подружиться… приятный сюрприз.

– Да неужели, Ками? И это говорит девушка, которая всего за один вечер меня заполучила?

– Заполучила? – прижимаю руку к груди и, подавшись ближе к барной стойке, изображаю счастливую улыбку.

Зак опускает глаза на декольте крошечного платья, которое выставляет напоказ все мои прелести и так выгодно оттеняет кожу, что я и сама понимаю, как фантастически в нем выгляжу.

– О да, – улыбается он. – Определенно заполучила.

Мы чуть дольше обычного смотрим друг другу в глаза, и у меня снова тянет внизу живота.

Не может быть!

Да какого черта?

Неужели… этот парень мне нравится?

Нет-нет-нет!

Не бывать этому.

Я просто…

Просто голодная!

Голодная и бог знает сколько месяцев ни с кем не встречалась.

Вот и все.

– Ты, кажется, обещал меня накормить? – с улыбкой напоминаю я.

– Фрэнк позвонит в колокольчик минуты через три. Я уже передал ему твой заказ, – отвечает он.

– Как ты узнал, чего мне захочется?

– А ты, когда приходишь сюда, никогда не знаешь, чего тебе захочется. Просто таращишься в меню, пока я что-нибудь не предложу, и сразу соглашаешься.

– Точно, – киваю я. – А что я буду пить?

И тут он меня просто поражает.

А я не думала, что сегодня еще хоть что-нибудь способно меня поразить. Впрочем, на этом острове, очевидно, придется привыкнуть к неожиданностям.

Потому что Закари – не знаю, какая у него фамилия – берет винный бокал, насыпает в него льда, потом достает бутылку с янтарной жидкостью и знакомой синей этикеткой и льет ликер в бокал.

Затем туда же добавляет просекко и содовую.

– Что за?.. – растерянно начинаю я.

– Черт, чуть не забыл. – Он берет с разделочной доски уже отрезанный кружок апельсина и надевает его на край бокала. – «Апероль-шприц».

– «Апероль-шприц».

Он придвигает ко мне бокал, я же не могу оторвать взгляд от его крепких сильных мужественных пальцев, на большом замечаю затянувшийся порез, на указательном – мозоль.

Этот изящный бокал с изысканным коктейлем так странно здесь смотрится.

Ему явно не место в этом баре.

– Ты ведь любишь его? – спрашивает Зак, немного… нервничая.

Нервничая.

Что тоже выглядит немного странно.

– Эээ… Да, но… – оглядываюсь по сторонам, проверяя, не подслушивают ли нас другие посетители, но в баре почти никого нет. – У тебя же не было ингредиентов.

– Ага.

– А теперь есть.

– Ага, – он больше не нервничает, просто улыбается знакомой беззаботной улыбкой.

– Ты что?..

Я едва не задаю глупейший вопрос, но тут звонит колокольчик, и из окна высовывается Фрэнк.

– Твой ужин, – Зак подмигивает, играя ямочками на щеках, и отправляется за тарелкой.

В десять я все еще сижу в баре.

Моллюски съедены, картошки, которую Фрэнк, улыбнувшись и толкнув локтем Зака в бок, мне принес, тоже больше нет. Самого Фрэнка Зак отправил заниматься другими заказами, и с тех пор его больше не видно.

– Вау, сегодня тут что-то совсем мало посетителей, – оглянувшись по сторонам, понимаю, что я в баре одна.

Зак широко улыбается и… Неужели краснеет?

– Мы вообще-то… – он машинально чешет в затылке, – …закрываемся в девять.

Смотрю на него, вытаращив глаза.

И открыв рот.

– Что?

Он негромко смеется, меня же окатывает паникой, смущением и еще каким-то теплым чувством.

– Сегодня выходной. В День памяти к нам почти никто не заглядывает, все где-то веселятся. И мы закрываемся рано.

– Боже, прости. Мне так неловко! – пытаюсь встать, забыв, что за последние два часа выпила два «Апероль-шприца».

Я сползаю со стула, хватаю сумочку, чтобы побыстрее расплатиться и уйти, пока не умерла от унижения, и спотыкаюсь на своих высоких каблуках.

Очередной невыносимо неловкий момент.

Зак каким-то образом успевает обежать стойку и обхватить меня сильной рукой за талию, пока я не рухнула лицом в пол.

– Оу, все в порядке?

Он удерживает меня, и вскоре мне удается восстановить равновесие. Не такая уж я и пьяная, я ведь хорошо поела, а голова у меня кружится больше от смущения.

Которое становится еще сильнее, когда я, ощутив его горячую ладонь пониже спины, машинально кладу руку на его твердую грудь.

– Извини… Я не хотела… Я думала… – я в панике, голова словно в тумане, слова путаются.

Вот оно!

Вот почему я не подпускаю людей близко. Никто не должен знать, что Камила Томпсон, уверенный в себе организатор мероприятий, жутко стеснительная и по сто раз обдумывает каждое произнесенное слово.

Наверно, я этот вечер на смертном одре буду вспоминать, гадая, как могла ничего не заметить.

Ками, бар опустел! Что ты за идиотка?

– Эй, прекрати, – говорит Зак.

Он все еще удерживает меня, обхватив за талию, моя рука лежит у него на груди – не потому, что я до сих пор пытаюсь восстановить равновесие, а потому что исходящее от него тепло отчего-то меня успокаивает.

Панический туман постепенно рассеивается.

– Ками, если бы я хотел, чтобы ты ушла, я бы сказал тебе, что бар закрывается, – шепотом добавляет он и второй рукой убирает прядь моих волос за ухо.

Он прикасается ко мне.

Прикасается.

Его теплые пальцы скользят по моей щеке, огибают ухо, спускаются вниз по шее.

– Оу, – выдыхаю я, потому что мозг у меня отключился.

– Ками, мне кажется, ты мне нравишься, – шепчет он голосом, похожим на