Вернись ради меня - Коринн Майклс

– Коннор…

– Нет, у меня не очень хорошо получается говорить об этом, так что дай мне сформулировать.

Я плотно сжимаю губы, давая ему тишину, о которой он просит.

– Когда мама умерла, отец стал совершенно другим человеком. Он вечно пил, а когда алкоголь перестал заглушать боль, стал выплескивать ее наружу. Мои братья принимали на себя все, что могли, чтобы защитить меня, так как я был самым младшим и самым беспомощным в семье.

Я чувствую боль в груди, но не издаю ни звука, чтобы не мешать Коннору говорить.

– Когда они уехали, жить с отцом стало еще сложнее. Периодически я убегал, но делал этим только хуже для себя.

Я сжимаю его пальцы, пытаясь поддержать хотя бы этим. Мне не постичь всю ту боль, которую Коннор, должно быть, чувствовал, когда самый близкий человек ломал его. А ведь сам он так упорно поддерживает меня, дает то, что мне необходимо, ничего не спрашивая и не прося взамен. Пережил ли он весь тот ужас заново, глядя на меня?

– Мне так жаль, что это произошло с тобой, – шепчу я.

– Никто не заслуживает быть жертвой насилия, Элли. Никто. Я поклялся, что никогда не стану таким, как отец. И это не просто слова: я никогда не пускал в ход кулаки в гневе, использовал их только, чтобы защитить себя или кого-то другого.

Я поднимаю свободную руку и нежно касаюсь его щеки.

– Тебе не нужно ничего мне объяснять. Я вижу, какой ты. Ты не он.

Но Коннор обхватывает мое запястье и тянет его вниз.

– Я чертовски старался, чтобы добиться этого. И мои братья тоже. Ночь, когда мы с тобой встретились, была, наверное, самой ужасной в моей жизни. Отец был в невменяемом состоянии в течение нескольких месяцев перед моим выпускным. Он все больше пил и постоянно заставал меня врасплох. Я знал, что должен уехать отсюда, но понимал, что у меня нет для этого никаких возможностей: я не был умным, как Деклан или Джейкоб, так что никакой стипендии мне не светило; я не играл в бейсбол, как Шон, поэтому спорт тоже отпадал. В какой-то момент я осознал, что меня ждет либо тюрьма, либо армия, и выбрал последнее, записавшись в ряды вооруженных сил еще в школе. Отцу я ничего не сказал. Только в ту самую ночь я сообщил ему, что уезжаю, и он, разумеется, сразу вышел из себя. Бросался на меня, орал и говорил вещи, которые я никогда не забуду. Когда он ударил меня, я ответил. Мы дрались как мужчина с мужчиной, и это был первый и единственный раз, когда я позволил эмоциям взять верх надо мной.

– Даже не думай винить себя за это. Ты просто защищался.

Коннор трет ладонью лицо.

– Я дрался с отцом, когда он был в стельку пьян. Я не виню себя, но признаю, что поступил так, потому что был обозлен. Я дал выход ярости, которая скопилась во мне за десять лет кромешного ада с ним.

Коннор ни в чем не виноват. Он не нарывался на драку, а лишь защищал себя.

– Если бы я схватил биту и приложил ее к голове Кевина, что бы ты тогда сказала?

– Пускай.

Коннор мнет свои руки, кажется испытывая неловкость. И я понимаю его так, как, возможно, никто другой.

Я столько лет жила с чувством вины, даже думала, что, наверное, действительно все это заслужила, и всякий раз оставалась с Кевином. От этого чувства невозможно избавиться одномоментно. Так что Коннор в этом не одинок, хотя меня бесит, что нас связывает нечто подобное.

– В любом случае, – снова начинает Коннор, – после этого я больше никогда не видел отца. Когда я проснулся и не увидел тебя рядом, то сел в автобус и уехал на курсы молодого бойца. Вернулся сюда только тогда, когда узнал о его смерти.

Так много вопросов вертится в голове.

Если бы Коннор вернулся раньше, изменило бы это что-то?

Почувствовала бы я что-нибудь, если бы случайно с ним где-то столкнулась?

Стал бы он за меня бороться?

Этих «если бы» целый миллион, но правда всего одна, и она в этом моменте.

– Я часто задавалась вопросом, не наказание ли это мне за ту ночь…

Коннор так быстро встает на ноги, что я ахаю от удивления. Но затем он наклоняется ко мне и кладет руки на спинку качелей, останавливая их.

– Никогда не говори так. То, что было между нами, – вздыхает он, – не повод для наказания. Да и как такое вообще возможно?

– Это было дурным поступком с моей стороны. Я собиралась замуж на следующий день. Я не жалела о той ночи, до сих пор о ней не жалею, и все же считаю, что мне не стоило этого делать.

– Я не понимаю.

– Я вышла за Кевина. Я сделала это, но…

Нет, я не могу это произнести.

Но потом я поднимаю глаза и вижу взгляд Коннора, то, как он безмолвно умоляет меня поделиться этой правдой. И боже, как же я хочу это сделать!

– Все это время я хотела, чтобы вместо него рядом был ты. Мужчина, который улыбался, глядя на меня, чье выражение лица было самым мягким и любящим. Ты смотрел на меня так, словно нуждался во мне.

Когда он снова садится на качели, то опускает голову и прячет лицо в ладонях, прежде чем повернуться и посмотреть на меня.

– Я действительно нуждался в тебе.

– Но мы не принадлежали друг другу.

– Нет, думаю, нет.

Я откидываюсь на спинку, но продолжаю смотреть на него.

Могла ли наша жизнь быть такой, как сейчас? Могли бы мы вот так сидеть ночью на веранде и разговаривать с той же откровенностью?

– Если бы та ночь закончилась по-другому, если бы я была смелее и осталась, думаешь, это переросло бы во что-то большее?

Коннор снова садится прямо и закидывает руку на спинку качелей за мной.

Мне хочется прижаться к его боку, который словно создан для меня, но я остаюсь на месте, потому что мы еще не поговорили о Хэдли.

– Я не знаю, хотя много думал об этом. Когда мы встретились, я был в полной заднице и переживал эмоции, для которых не был достаточно зрелым. Та ночь принесла мне покой, но утром он исчез… как и ты.

– Я не исчезла, а сбилась с пути.

– А сейчас?

Я отвожу взгляд, позволяя этому вопросу уложиться в голове.

– Я бы сказала, что нахожусь в поиске верного пути.