Женьшеневая карамель - Рия Ли

Джи становится стыдно. Она же и сама несколько раз была в числе тех, кто дожидался Джинсо в аэропорту, чтобы хоть одним глазком посмотреть на него вживую. Конечно, с того расстояния, где она стояла, видно было только его макушку и край уха, но эмоций осталась уйма.

— А что плохого в том, что фанаты хотят поддержать своего кумира? — осторожно интересуется она, глядя на полумесяц кофейной пенки в своём стакане, будто это просто любопытство — она вообще никогда не фанатела от айдолов. Если услышите обратно, то это враньё.

— В поддержке? Ничего, — пожимает плечами Джун. — Но ведь, скорее всего, придут самые дикие фанатики. Те, кто поджидает Джинсо возле студии звукозаписи или на радио. В аэропорт ещё любят приезжать. Там вообще побоище начинается. Стоит Джинсо только выйти из машины или из зоны прилёта — толпа становится неуправляемой. Мы, конечно же, стараемся всё деликатно делать. Потому что в основном это молодые девушки, — Джун неожиданно смотрит на Джи в упор: — Вроде тебя, — а вот теперь ей точно не по себе. — Но они только кажутся маленькими и хрупкими. А потом как начинают кулаками махать, пихать телефоны Джинсо прямо в лицо, толкать его и всячески пытаться потрогать.

Это так всё выглядит по ту сторону? Неужели всё это воспринимается как стадо диких животных? Всегда казалось, что это должно быть очень мило: когда поклонники ждут часами любимого артиста около отеля, чтобы хотя бы на пару секунд увидеть его. Ведь фанаты тратят так много сил, времени и денег на то, чтобы порадовать кумира. А Джинсо всегда с радостью приветствует своих поклонников. Никогда не отказывает в фото, даже когда бывает «в плохой» форме.

Но для фанатов он всегда идеален.

— А сколько синяков ему загримировали за все эти годы, — продолжает Ли Джун, а Тэджи горит от стыда. Она никогда не хотела, чтобы её так воспринимал любимый айдол — одной из стада. Это до отвращения унизительно. — Ему как-то мягкой игрушкой глаз повредили. Швырнули прямо в лицо со всей силы. Менеджер Чон хотел судиться, но Джинсо не позволил. Сказал, что судебные разборки с фанатами, пусть и агрессивными, плохо скажутся на отношениях с аудиторией, — он тяжело вздыхает, переводя дыхание и допивая воду. Видно, что он действительно заинтересован в благополучии Джинсо и сочувствует ему. — Он даже не может спокойно провести время с семьей, — забивает последний гвоздь в крышку гроба совести Мин Тэджи. — Не может прокатиться на велике в парке или сходить поесть токпокки. Простые человеческие радости теперь для него под запретом.

— Я не раз слышал от коллег, которые имели опыт работ с айдолами, что происходило на съёмках, — тяжело вздыхает Минхёк. — Доходило иногда даже до такого, что съёмочной группе приходилось жить прямо на площадке и спать в пустом павильоне в спальных мешках. Народ не мог элементарно поехать ночевать домой. Толпа держала «оборону» целыми сутками. Они там как в оккупации сидели.

— Вот, а я о чём, — Джун, возможно, тоже когда-то спал в оккупированном фанатами павильоне. — А теперь представьте, что тут начнется, если хотя бы один такой фанат пронюхает. Всё, нас отсюда на вертолетах придётся эвакуировать.

— А если среди съёмочной группы окажется кто-то из фан-клуба Джинсо? — на плечах Тэджи как будто сидят ангел и демон, и второй на этот раз вырывает победу.

Ей сейчас лучше стоять и помалкивать, будто всё равно. Но чёрт, Джи ведь не всё равно — она и есть та самая фанатка, которых так опасается Ли Джун.

…как же стыдно.

— Тогда… — Джун на секунду задумывается, отводя взгляд в сторону. — Тогда нам остаётся только молиться, чтобы этот фанат был слишком запуган штрафом в случае несоблюдения конфиденциальности. В противном случае, его ждёт не только штраф, но и суд. Дела с преследованиями всегда передаются в вышестоящие органы. Просто огласке не придаются. Это ведь уже, получается, не просто домогательства, а настоящий сталкеринг и вторжение в частную жизнь.

Он говорит это таким простецким тоном, будто уже вычислил всех фанаток на площадке. Джи точно тут не одна такая, но прятаться будет лучше других — нельзя потерять работу из-за глупой влюблённости в айдола. Она не специально устроилась сюда — это Хумин с Шиву всё устроили. Вот они и пусть несут ответственность. А сама Тэджи только сегодня узнала о том, что в съёмках шоу будет участвовать Ким Джинсо — это лишь совпадение, и оно будет стоить ей карьеры.

А если Кан Тэхён узнает? Вот это уже точно похуже позорного увольнения. Коллеги, с которыми они не так уж и близки, вскоре забудут о каком-то сценаристе Мин Тэджи. А вот Тэхён будет помнить её провал вечность.

— Не переживайте сильно, — кажется, Джун замечается беспокойство на её лице. — Это не ваша забота, — он по-доброму улыбается, а Тэджи уже подумывает встать на колени и раскаяться во всех совершённых ранее фанатских грехах. — Если среди нас есть «вредитель», — он театрально показывает кавычки в воздухе, — то мы его быстро вычислим и проведём сначала дружескую беседу в целях профилактики.

Тэджи натягивает непринуждённую улыбку, а внутри всё поднимается от волнения, что сердце колотится уже где-то между ключицами. Сегодня утром как минимум три человека из съёмочной группы уже видели её с Ким Джинсо в руках — при чём буквально. Один из которых противная задница — Кан Тэхён, а второй — сам Ким Джинсо. Но даже если шоу сорвётся, то точно не по вине Тэджи. И при следующем походе в дамскую комнату она сменит заставку телефона, где прежде красовался Ким Джинсо, а теперь будет стандартная картинка из базовых настроек. Джи в могилу с собой этот секрет унесёт. А с учётом того, сколько нервных клеток у неё осталось после сегодняшней встречи с Джинсо, у неё есть все шансы отправиться на тот свет ещё до конца съёмочного процесса.

Она ведь буквально жила последние годы лишь мыслями о нём. Просыпалась и засыпала, а перед глазами видела любимое лицо. Потому что с каждого плаката в её комнате смотрит Ким Джинсо. Каждый сантиметр её личного пространства посвящён ему.

…каждый миллиметр сердца.

— Кстати! — Джун резко выпрямляется, сминая пустой стаканчик и выбрасывая его в ведро под столом. — Пойду ловить всех после обеда. Мы не досчитались ещё нескольких подписей, — всё его внимание уже приковано к группе операторов, только что вошедшим в павильон: — Молодые люди!..

И