На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

– Я искал тебя, ангел, – повторяет он, поднимая ладонь к моей щеке. —Я отказывался тебя терять.

– Я не терялась.

– Повтори, что ты сказала на улице, Тея, – просит он, проводя большим пальцем по моей нижней губе. – Скажи еще раз, что ты моя. Скажи, что ты не сходила с ума весь этот год и жила нормально. Скажи, что у тебя было все хорошо. Скажи, что ты не скучала по мне.

– Нет, я скучала по тебе, – приглушенно произношу ту самую правду, которую он хочет услышать, а я – хочу ему открыть. Сейчас он начнет упрекать меня в том, что если бы я скучала, то ни за что не вышла бы замуж за другого, но вместо этого он говорит:

– Если у меня будет амнезия, повторяй мне это каждый час, – он говорит, обнимая меня так крепко, словно боится отпустить хоть на миг.

Его губы нежно касаются моего виска, и я ощущаю, как он зарывается лицом в моих волосах, впитывая их аромат.

– Ты так хотел это услышать? – спрашиваю я, чувствуя, как дрожит его дыхание.

– Безумно.

После его слов мне хочется забыть обо всем, что нас может ждать дальше. Мне хочется остаться здесь, с ним, и продолжать наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе.

– Я хочу тебе кое-что показать, пойдем, – предлагает он.

– Если это не комната черного цвета, то я не хочу смотреть, – шутливо бросаю я, но любопытство уже начинает бороться с моим скептицизмом.

– Пойдем, ангел. – Он помогает мне подняться, и, удерживая за ладонь, мы направляемся по коридору на втором этаже.

Когда мы подходим к комнате, он открывает дверь. Справа нащупывает выключатель, который освещает комнату приглушенным светом. И, повернувшись туда, я готовлюсь падать обратно на первый этаж, ведь все, абсолютно все, что находится в этой комнате, как-то связано с нами, со мной.

Я замираю, пораженная увиденным. Стены словно оживают под натиском множества фотографий, о которых мне тогда говорила та репортерша, когда случилось фееричное возвращение Эвана Стоуна. Каждая из них – это маленький фрагмент нашей истории. Вот мы гуляем по парку и целуемся. Вот мы с ним сидим в ресторане, когда ждали встречу с партнерами или клиентами, но встретили только Дерека. Вот мы с ним танцуем в день, когда я узнала о его женитьбе.

«Кстати, мы так хорошо выглядели в тот день. Я бы сказала: идеально подходящими друг другу».

Воздух наполняет легкий аромат мандарина и шоколада, словно обволакивая ностальгией и воспоминаниями… обо мне. В углу стоит стеллаж, на котором выстроились в ряд книги с мифами и легендами эксклюзивных изданий, а чуть дальше – кресло, покрытое покрывалом, на котором я спала.

Вазы с анемонами украшают пространство, с белыми лепестками и черной сердцевиной, – когда-то я думала, что это символ нас, контраст с моим «белым» существом, и его «черным», но кажется, совсем скоро мы сможем поменяться ролями.

На стене, среди множества фотографий, висит та самая картина Мэддокса, ради которой мне пришлось оголяться, а потом выслушивать от Хантера множество ревностных выпадов, хоть он тогда и не признавал их.

– Это что? – удивленно пялюсь на странную, слегка пугающую комнату.

– Это мой мир, пока тебя не было рядом, – шепчет он, указывая на картину, а затем, мягко развернув меня к зеркалу, которое стоит слева от нас, добавляет: – А это, – он касается моего плеча губами, – это наш мир, Тея. Ты и я, ангел. Мы вместе, даже когда нас разделяет время и расстояние.

Слова застревают в горле. Он наполнил комнату воспоминаниями о нас. Он хотел, чтобы я увидела ее сейчас. То есть тогда, когда я видела его в цветочном магазине, огромный букет анемонов он покупал не для своей пассии, а для своего мира? Мира, в котором не было меня… но он отчаянно пытался отрицать это.

– Как Мэд решился отдать тебе ее? – выдавливаю из себя вопрос вместо сотен других, которые крутятся вихрем в моей голове.

– Мне не пришлось его долго уговаривать, – говорит он, останавливаясь позади меня и просовывая свои горячие ладони под моими руками. – Перед отъездом с Дженни в Нью-Йорк он отдал мне ее, сказав, чтобы я передал тебе, и вот, теперь ты здесь, и я наконец-то могу выполнить его просьбу, – добавляет он, целуя меня в волосы.

– Ты часто здесь бываешь?

– Первые несколько месяцев находился здесь практически все время, а после приезжал каждый месяц двадцать седьмого числа.

– Почему именно в эти дни? – напрягаюсь, зная, что он ответит мне на это.

– Потому что именно тогда ты ушла, – говорит он, и я накрываю его руку своими ладонями. – Звучу как больной на голову ублюдок?

– Немножко, – хмыкнув, отвечаю я. – Но мне это нравится.

– Пойдем дальше? – предлагает он, отходя к шкафу и доставая оттуда чистую футболку.

– Куда? – интересуюсь, натягивая его вещь на голое тело.

Он лишь улыбается и, схватив меня за руку, ведет куда-то. Сначала мы спускаемся по ступенькам вниз, затем поворачиваем направо, где он включает свет, и мы попадаем на стильную кухню в серых тонах.

Он отходит к холодильнику, который, к слову, забит продуктами, и достает из него овощи и фрукты, а из морозильной камеры – мясо, которое ставит размораживаться. Все выглядит именно так, как будто он еще до отъезда в Афины знал, что мы приедем сюда. А зачем я мучаю свою голову? Спрошу прямо:

– Ты готовился к этому дню? Знал, что мы вернемся со свадьбы, приедем сюда и я растаю?

– Будет слишком самоуверенно, если скажу «да»? – спрашивает он, а я даже не хочу на него злиться сейчас, хотя нет, хочу. И я злюсь.

– Интересно, Хантер, – нахмурившись, отвечаю я, проходя рядом со столешницей и делая вид, что изучаю интерьер. – То есть, если бы я снова начала бороться с тобой и уехала бы, ты бы выбросил всю еду?

– Нет, – отвечает он, протягивая мне яблоко. – Привез бы все это к тебе домой и заставлял бы есть. Знаешь, у тебя такие прекрасные, но безумно твердые кости.

– Хантер! – возмущенно выпаливаю, но тут же начинаю смеяться. – Спасибо большое за комплимент моим костям, они скрипят от счастья.

– Ангел, я шучу, – улыбаясь, говорит он и прижимает меня к столешнице, поставив ладони по обе стороны от моих бедер. – Но буду следить за тем, чтобы ты ела.

Я показательно откусываю яблоко и тщательно пережевываю его, не разрывая зрительного контакта. Его взгляд падает ниже, и, вместо того чтобы уйти, он наклоняется, чтобы поцеловать меня, а точнее, слизать яблочный сок, стекающий по губам.