Гарольд Роббинс - Прощай, Жаннет

Лорен пошла в ванную, чтобы надеть туфли. Открыла дверь и вышла в холл. В доме было на удивление тихо. Она подошла к перилам и посмотрела вниз. Сквозь арку была видна гостиная. Там царил ужасный беспорядок, но комната была пуста.

Снова из комнаты Жаннет послышались голоса. Она подошла к двери и тихо постучала. Судя по голосам, ее никто не услышал. Она осторожно приоткрыла дверь и заглянула. Одна из стен комнаты Жаннет была огромным зеркалом, в нем Лорен прекрасно видела всю комнату. Ее внезапно охватила дрожь, и она замерла, как парализованная.

В зеркале, как на гигантском экране, отражались три обнаженные фигуры. Патрик стоял на коленях перед африканцем и с остервенением онанировал, а другой рукой придерживал член африканца у себя во рту. Он извивался от боли. Над ним стояла Стефани с хлыстом. Лицо ее было искажено странной ненавистью, и она цедила сквозь зубы: „Plus dur![74] Подонок! Свинья! Suce plus fort![75]»

На мгновение Лорен показалось, что она сейчас потеряет сознание, но гнев дал ей силу, о которой она не подозревала. Медленно закрыв дверь, прислонилась к ней, стараясь прийти в себя. Неожиданно многое встало на свои места. Рубцы на его спине на следующий день после свадьбы. Его требование, чтобы она всегда была сверху, когда они занимались любовью. Его отказ расстаться с африканцем. Все сходилось. Она была дурой, раз не заметила этого раньше.

Сердце сжала боль, а глаза наполнились слезами. Она направилась к лестнице, медленно спустилась по ступенькам и прошла дальше, к парадной двери. Но в этот момент дверь открылась, и в дом вошла Жаннет. Она удивленно уставилась на Лорен.

– Я только что вернулась с завтрака в „Ле Горий», – сказала она. – Мне сказали, что ты рано вернулась на яхту.

Неожиданно Лорен стало стыдно. Она опустила глаза.

– Нет, – с трудом выговорила она.

– И где ты была? – спросила Жаннет.

– Спала в своей старой комнате, – ответила Лорен, все еще глядя в пол.

– О! – воскликнула Жаннет. Лорен подняла на нее глаза.

– Ты знаешь, что Патрик в твоей комнате с этим черномазым и твоей подружкой?

Жаннет соврала, не моргнув глазом.

– Нет. – Но она знала, потому что сама все это подстроила. Она взглянула на лестницу. – Я выкину их вон.

Лорен остановила ее.

– Не беспокойся, – сказала она тусклым голосом. – Это ничего не изменит.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила Жаннет.

– Отвези меня на яхту, – попросила Лорен. – Я соберу вещи и отправлюсь домой.

Они молча прошли к машине и сели. Уже почти рассвело, когда машина свернула на узкую дорогу, ведущую к деревне.

Лорен посмотрела на сестру. Жаннет, щурясь от солнца, разглядывала дорогу.

– Почему ты не сказала мне, какой он? – спросила Лорен.

– Он обещал исправиться, – ответила Жаннет, не отводя глаз от дороги. – Ведь начал же он работать.

Лорен зарыдала, задыхаясь от обиды.

– Все равно ты должна была мне сказать. Я чувствую себя идиоткой. Все знали, кроме меня. Могу поспорить, все считают, что я извращенка, каких еще не бывало.

– Все тебе завидуют, – сказала Жаннет. – Любой бы с радостью поменялся с тобой местами даже сейчас.

– Не могу понять, – плакала Лорен.

– Вырастешь – поймешь, – сказала Жаннет, поворачиваясь к Лорен. – Такие вещи случаются сплошь и рядом. Мужчины – странные существа, и часто ведут себя непонятно, но рано или поздно все приходит в норму.

– С ним такого не случится, – сказала Лорен убежденно. – Он не просто извращенец, он еще и педик. С этим ему не справиться.

– Половина женщин в Европе остались бы старыми девами, если бы обращали внимание на такие вещи, – заметила Жаннет. Она снова посмотрела на Лорен. – В свое время и дед и отец Патрика были известными педиками. Их жены это знали и мирились. Они считали свой брак удачным, вырастили детей.

Лорен успокоилась и смотрела теперь на дорогу.

– Возможно, Патрик не так сильно ненавидел своего отца как отца. Он ненавидел его в себе. Во всяком случае, он сделал попытку изменить порядок вещей. – Жаннет притормозила, чтобы пропустить грузовик, нагруженный только что собранной кукурузой, потом медленно поехала следом. – Ты год ждала, чтобы выйти замуж. Полагаешь, что поступаешь честно по отношению к себе, решив все так быстро разрушить?

– Ты считаешь, мне не стоит с ним расходиться? – прямо спросила Лорен.

Жаннет немного поколебалась, глядя на сестру.

– Да.

– Почему?

– Все еще может получиться. Семья Патрика одна из лучших в Англии, титул передается на протяжении четырех поколений. А когда его мать умрет, Патрик будет одним из самых богатых людей в мире.

– Если все так хорошо, что же ты сама не вышла за него замуж? Он же делал тебе предложение.

Жаннет бросила на нее быстрый взгляд и опять сосредоточилась на дороге. Ответ ее прозвучал тихо.

– Потому что я не могу дать ему того, что требуется для удачного брака. Наследников. У меня был несчастный случай в молодости, и я не могу иметь детей.

Лорен сочувственно дотронулась до ее руки.

– Я не знала, Жаннет. Прости.

– C'est la vie, – пожала плечами старшая сестра. – Но у тебя-то все в порядке. Так что ты можешь выбирать. Можно попробовать все наладить, если хочешь.

Лорен не отвела взгляда.

– Ты, наверное, считаешь меня наивной или глупой. Или тем и другим вместе. Только для меня деньги и титул никогда ничего не значили. И не значат. – Она немного помолчала. Машина тем временем петляла по узким улицам деревни, ведущим в порт. – Мне кажется, что во мне куда больше американского, чем я думала. Я не могу играть в игры, в которые привыкли играть вы, европейцы. Для меня брак без любви не брак вообще.

Она успела на семичасовой рейс из Ниццы в Париж и на десятичасовой из Парижа в Калифорнию. И только шесть недель спустя, через два дня после того, как получила официальное постановление о разводе из суда Санта-Моники, Лорен обнаружила, что беременна.

Швейцар у „Максима» открыл дверцу „роллс-ройса» и приложил руку к козырьку фуражки.

– Bonjour, мадам, – сказал он и поспешил открыть перед ней дверь ресторана. Она вошла и остановилась, увидев торопящегося к ней метрдотеля.

– Мадам де ла Бовиль, – поклонился он. – Мсье Караманлис ждет вас. Позвольте, я вас провожу.

Она прошла за ним в зал, не сразу привыкнув к полутьме после яркого солнечного света. Обеды у „Максима» существенно отличались от ужинов в этом ресторане. Во время обеда постоянные клиенты сидели в первом зале, причем большинство за своими постоянными столиками, а туристы и случайная публика размещались во втором зале, где на танцевальной площадке расставляли столы. Вечером же все было наоборот. Важные посетители сидели в зале с оркестром, а все остальные – в первом зале.