Ирина Арбенина - Плохая хорошая девочка

И это было для него, стопроцентного здоровяка, абсолютно новым ощущением.

«Может быть, старик травит меня? — думал Ростовский. — Ведь все очень просто — он сам меня боится. Подозревает, что это я убрал Королевича. И вот теперь, спасая свою жизнь, старпер хочет от меня избавиться? А ведь другого способа избавиться от меня, как отравить, у него нет. Отрава — вот единственное, что ему доступно!»

С этого дня Юра ел только то, что уже попробовал профессор, — можно сказать, питался с ним из одной тарелки! Кроме того, он никогда не терял из виду свою кружку с чаем или кофе: «Как бы чего ни подсыпал старик!»

Однако лучше Ростовскому не становилось.

Однажды он уже с трудом смог подняться. Голова раскалывалась, а в желудок будто заколачивали раскаленный гвоздь. За весь день Ростовский почти ничего так и не съел. Отказался и от замечательного супа, который опять сварил Горчицкий. Открыл лишь банку консервированной кукурузы. Посмотрел и выкинул.

К вечеру головная боль немного поутихла.

А следующим утром Юра проснулся жутко голодным. И словно бы уже не таким больным.

Профессор очень кстати уже заварил кипятком концентрат овсяной каши в двух мисках…

— С яблоками? — обрадовался Ростовский.

— С яблоками, Юрочка. Как вы любите. — Он протянул Юре миску.

Ростовский взял ее в руку, поднес ложку ко рту и вдруг остановился.

Подозрительно взглянув на профессора, который уже начал есть из своей миски, он предложил:

— Нет, давайте поменяемся!

Юра отдал Горчицкому свою нетронутую порцию и взял его — проверенную! — миску.

Ростовский жадно съел кашу.

Через час боли начались снова.

Профессор же вел себя как ни в чем не бывало. Даже как бы помолодел еще больше. Порхал и чирикал…

«Если он меня травит, — думал Юра, корчась от боли, — то как?»

И вдруг сквозь зыбкое горячее марево, поднимающееся над костром, он ясно различил силуэт.

Девушка! Опять…

Но, если рядом с Черной можно было предположить, что девушка — это видение, галлюцинация, вызванная действием испарений, то здесь-то она откуда взялась?

— Вы видите? — позвал Юра Горчицкого, сидевшего с блокнотом чуть поодаль. — Вот она, профессор! Вот снова она! Вы видите ее?

— Кого?

— Девушку!

— Девушку?

— Да! Эмму… А может, не Эмму… — Ростовский обхватил голову руками. Она болела так, как будто ее стиснуло железными обручами.

— Юра… — Горчицкий покачал головой. — Я никого не вижу!

— Не может быть… Она только что была здесь… Стояла вот там!

— Ах, ты… Ну надо же беда какая! — запричитал профессор. — Совсем вы, Юрочка, у нас расклеились!

Милиционер опять целый день ничего не ел, и опять ему вроде бы стало полегче.

Новое объяснение, которое теперь вдруг пришло Ростовскому в голову — насчет девушки, — было несколько странным… Но оно все равно пришло Юре в голову!

«Это не Эмма, — думал он, лежа у костра, укрытый двумя одеялами. — Что, если это сама Элла?!»

В конце концов, они так и не обнаружили ее трупа, в отличие от захороненного тела Нинель Звездинской.

Конечно, дневник Эллы Фишкис обрывается буквально на полуслове. Но тем не менее его автор вовсе нигде не утверждает, что ей грозит какая-то опасность.

Поэтому… Откуда, собственно, известно, что Элла погибла?

А если нет?

Что, если появляется именно она?

Тогда почему она прежде не давала о себе знать? Да и сейчас, прямо скажем, девушка не проявляет особой общительности. Может, она боится?

Петухов ее напугал, и, возможно, она теперь думает, что новая компания, появившаяся в Прекрасной долине, — это люди Петухова.

Но она же видит, если следит украдкой за ними откуда-то из укрытия, что здесь профессор Горчицкий, ее родственник! Значит, получается, что она боится и его?

Да нет… Вот этого не может быть.

Но, возможно, с Эллой происходит что-то другое?

Что? Не важно — что… Всего сразу не объяснишь. Что-то, из-за чего она упорно сторонится появившихся в Прекрасной долине людей и избегает их общества.

Кстати, если она боится его, Ростовского, то не без оснований.

Ну да и ладно. Ну и пусть бродит! В конце концов, Ростовский может попросту не обращать на это обстоятельство никакого внимания. Эмма — или Элла! — сама перешла добровольно в разряд призраков.

Кто поверит теперь, что она жива?

Летчик, наглотавшийся дыма из кальяна?

Главное, Юре самому теперь выздороветь, поправиться.

Однако голова у Ростовского опять начала болеть. Причем все сильнее и сильнее.

«А что, если это не Эмма? — вдруг подумал он. — И не Элла?

А что, если вообще это все — наваждение от начала до конца? Все, что с ним, Юрой, происходит».

Что там было в начале его приключений?

Было странное существо, обнаруженное в шестьдесят девятой квартире… А может, никакое не странное? Что, если это был просто потерявший человеческий облик обыкновенный бомж? И это и был «товар», которого ожидал заказчик?

А вся эта история с Прекрасной долиной — вдруг только наваждение?

Что, если летчик Воробьев просто сумасшедший старик? И не было никакого землетрясения, никакого города Гаима? И, стало быть, никаких «существ», никаких «муму»? А сам Юра просто кратковременно помешался, поверив во весь этот, как говаривали в старину, «морок»?

Или вдруг это… Проводки на голове, как писала Элла? Коечка? Муж-нейробиолог?

Он уже больше не мог подняться.

Юра Ростовский лежал у костра, тяжело укрытый одеялами, сотрясаемый ознобом, и чувствовал себя совершенно бессильным. Казалось, что даже рукой ему не пошевелить…

А профессор как ни в чем не бывало, почти не обращая на него внимания, сидел поодаль и давил ложкой в эмалированной кружке какие-то странные красные ягоды.

— Что это вы делаете? Что это за ягоды? — прошептал растрескавшимися губами Ростовский. Кожа на них лопалась и кровоточила при малейшей попытке произнести слово. — Зачем вы добавляете эти ягоды в свою еду, профессор?

Не спеша отхлебнув из чашки, Горчицкий оглянулся:

— Как плохо, что вы так несведущи в ботанике, Юрочка, — заметил он. — Вас действительно интересует, что это за растение? Отвечаю… Это Cordia quarensis.

— Как?

— Видите ли, эти ягоды — сильнодействующее рвотное средство. Их едят, чтобы стошнило. Знаете, когда охотники на африканских львов-людоедов разбрасывают приманку — свежее мясо, отравленное стрихнином, львы потом, после такой трапезы, находят кусты Cordia quarensis и наедаются этих ягод. И тогда их желудок исторгает все содержимое вместе с этой отравой.