Майор, спеши меня любить (СИ) - Кир Хелен

Трогает за рукав. Выдираюсь из хватки. На собеседника не смотрю, меня гонит ужас вперед.

- Отстаньте, – буквально хриплю.

- Где здесь бульвар Фестивальный? Заблудился я, – не унимается преследователь.

Он намеренно (уверена в этом) сталкивается. Задевает локтем, мне чужое прикосновение смерти подобно. Отшатываюсь резко, с размахом и, как назло, спотыкаюсь. Упасть не дают, мгновенный рывок, нахожу под ногами опору. В попытке отдалиться вновь дергаюсь. Ах, как неаккуратно! Сваливается глубокий капюшон. Ссекаюсь глазами с рядом стоящим мужиком. Я давно научилась выхватывать детали и понимать, кто перед тобой. Не то, что всегда удается, но все же. Иногда это спасало меня.

Невысокий. Глаза, как буравчики. Темные и бегающие. Обычный пуховик и джинсы. Но взгляд … ни одной фишки не упускает, будто местность сканирует. Пропустив сквозь меня свои лучи, мужчина меняет выражение на смешливое. Словно кадр переключает.

- Так что? Не знаешь?

- Не знаю. Пустите.

- Ну иди, – поспешно отбегаю. В след несется. – Придурочная.

Запираю дверь, ошарашенно сажусь около. Боже мой … Боже … Как колотится сердце. Вылетает. Едва отдышавшись, сбрасываю обувь, иду к окну. Он. Стоит. Там!

Нет, пожалуйста. Нет! Они не могли так быстро. Не могли! Я все сделала, чтобы замести следы. Пожалуйста! Только не это. Бессильно трясусь. Плакать уже сил нет. Во мне зреет страшное зерно разрушения. Чертова мачеха! Чертова-а мачеха-а-а! Ненавижу.

Задираю рукав, выворачиваю плечо. Метка в три цифры. Чем тебя вырезать, а? Стереть, чтобы больше никогда ни о чем не напоминало.

Успокаиваюсь тогда, когда тип исчезает с горизонта. Пропадает за одно мгновение, получив от проходящей женщины информацию. И меня отрезвляет. Вдруг все надумала? В моем положении немудрено перегнуть палку. Тут в любом прохожем будешь подозревать всё и всех.

Может я теперь в каждом буду видеть тех самых людей? Не знаю …

Вздохнув, приступаю к готовке.

Верчу в руках нож. Разве такие кухонные бывают? Похоже больше на какой-то другой. Но что имею на данный момент, что же. Тушу картофель быстро, уношусь мыслями в прошлое, летаю в настоящем. Пробую, получается вкусно.

Перевожу взгляд на стул и краска в лицо. Не запутаться бы как в прошлый раз.

Я очень боюсь, что Громобою надоест возиться со мной. Так переживаю, что заикаться начинаю. Миша суровый и … какой он для меня Миша . Михаил! На «вы» и никак иначе.

Сажусь на стул, поджимаю ноги. Думаю. А если он захочет узнать больше, готова рассказать? Вряд ли. Боюсь ему станет брезгливо. Хотя в чем я виновата? В том, что папа недееспособен и больше не может нести ответственность за свои поступки? В том, что заправляет всем мачеха, что гноили в секте? И за что? За один-единственный проступок? Что было потом вспоминать не хочу и не буду.

В волнении мечусь по квартире. Бесцельно мотаюсь по комнатам. И не понимая зачем, захожу в спальню Громобоя. Аскетично, но красиво.

Сверху что-то грохает. Шум такой сильный, что у шкафа отходит дверца, отъезжает со скрипом. Тороплюсь закрыть, но лежащее на полке оружие и какие-то коробочки привлекают внимание. Тянусь. Доблесть и отвага. За заслуги. Это медали. Большой черный пистолет с гравировкой трогать не решаюсь. Очень боюсь оружия.

Мда. Значит, я попала к суровому бескомпромиссному мужчине. Ведь просто так такое не дают, да?

Громобою не наплести с три короба. А может и не надо? Зачем? Михаил единственная защита, как ни крути, хотя опасаюсь его до обморока. Настолько грозный, что поджилки трясусь. Есть один огромный неоспоримый плюс – при внешней явственной угрозе, он внушает доверительный трепет. Кажется, у него есть сердце.

И мое в любом случае при малейшем упоминании бьется сильнее. Аж руки к груди прижимаю. Боюсь вылетит. Ой, нет. Мне в эту сторону вообще не думать. Нельзя. Только думается вопреки всему. Глупая я глупая!

Ключ в дверях заставляет быстрее ветра выместись из опочивальни Громобоя. На автомате несусь, едва успевая притормозить на пороге.

- Опять джунгарика увидела?

Михаил выглядит уставшим. Он медленно стаскивает ботинки, оставляя их небрежно лежать около обувной. Не знаю, как себя вести. Вяло пищу.

Тук-тук-тук. В противовес в моей груди колотится. Пульс тарабанит навылет.

- Нет.

- Не бойся, это Дуняшкин сбежал. Что-то случилось? – подозрительно вытягивает шею и прищуривается.

Не глядя вешает куртку.

- С чего вы взяли?

Он молча проходит на кухню. Терпкий вязкий запах сбивает с ног. На пересечении притормаживает, усиливая сцепку. Юматов даже не касается, но миг чувствуется и затягивается. Я готова рухнуть. Боже-боже …

Огненная волна омывает ниже живота разом. Пламенею и вспыхиваю.

Вздох Миши, ширится грудная клетка, а потом миг замирает. Он перестает дышать. Как так можно мгновенье с пару секунд растягивается и перепаливает нервы. Заторможенно вжимаюсь в стену.

- Это что? – неодобрительно смотрит на принесенные пакеты.

Сладкое забытье распадается.

Опускаю глаза. Громобой скрещивает руки на могучей груди, сильнее возвышаясь надо мною, хлещет словами.

- Кто разрешал выходить на улицу?

9. Сверкают синие бомбы.

Рехнулась? Куда ходила сама, а если бы что случилось. Жопу бы ремнем надрать. Идиотка малолетняя.

- Я хотела, как лучше.

Теряется и смертельно бледнеет. Недовольно веду плечом.

Хотела она …

- Ян, так дела не делаются. Садись, – отодвигаю стул. – Поговорим.

Опускаюсь на стул первым, складываю кулаки на столе и жду. Поведение Яны заставляет меня с новой силой удостовериться, что при малейшем нажатии, она будто с трамплина в бездну готовится прыгать. Чувствую страх кожей, дышу им в моменте. Пахнет жестью насквозь.

Молчим около минуты. Заговорить первой для нее будет смерти подобно. Не посмеет. Натягивает рукава, прячет руки. Ноги сжимает и низко опускает голову. Все типично …

Наблюдаю за сломленной девочкой, а у самого раздирает живот. От жалости? Вряд ли. Не знаю отчего, с природой происходящего не определился.

Стаскиваю свитер. Мне тоже нужен кислород. Вот же …

Как так-то? Цепляет же. Надо же. Фу-х! Пробирает тоже. От беспомощности ее, от того, что вынуждена лишившись опоры, зажиматься и балансировать. Зависеть должна. Сворачиваю все ненужное в тугой ком, как можно глубже заталкиваю.

- Ян, – хлопаю по столу, толкаю на заниженном, – садись удобнее.

Она отмирает. Нерешительно качается. И тут осеняет. Она, блядь, ждет команды! Одновременно с мыслью насквозь пронзает током. Так это было, да? Значит, Федя идет правильным путем и тот материал, что получил сегодня, вполне себя оправдывает. Даже на началке проясняется, а если копнуть глубже?

- Не надо меня бояться, – добавляю еще тише.

Кивает. Не поднимая головы протискивается за стол. Руки складывает на коленях.

- Подними голову. Посмотри на меня.

Медлит.

Меня не перестает ни на секунду разрывать. Почему так хочется ее защитить, м? Отдаю отчет, что полностью взял на себя ответственность за Яну. Так и есть. Отпускать не хочу.

Вот же, сука, жизнь.

Пробило броню. Насквозь. И сейчас добивает синими лучами. Так смотрит, что сворачивается еще сильнее за ребрами. Достала до самой крайней точки. Убиться о стену можно от тоски прекрасных глаз. Девочка невыносимо красива.

Смаргиваю.

Достаю из кармана фото и пододвигаю.

- Внимательно посмотри.

Тонкие пальчики касаются бумаги. А потом Яна бросает изображение, как ядовитую змею. Закрывает лицо руками, вздрагивает худенькими плечиками. Первая реакция, встать и обнять, но она секундная.

Нельзя!

Нельзя допустить, чтобы она рухнула в жалость к самой себе прямо до самого дна. В ней есть искра сопротивления, крупица здоровой злости, что надо поддержать и разжечь. Ведь выбралась она как-то из адища.

- Примерно в таком же месте была. Но это – не то.