Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд

заманчиво и слишком очевидно. – Проведу время с пользой. Не беспокойся за меня.

– И не собиралась.

В моих руках аптечный пакет, наполненный различными лекарствами, которые помогают при простуде и вспышках боли. Я подхожу к двери, которую он оставил открытой настежь – очевидно, для меня.

Прохожу вглубь по коридору, и в воздухе уже слышатся утяжеленные выдохи, едва приглушенные тихой, но тяжелой музыкой. Направляюсь в гостиную, где вижу то, что заставляет меня пожалеть о том, что я не отключила телефон и не осталась дома.

Я с первого ряда вижу то, что стало причиной пота на его коже и учащенного дыхания. И это не секс с очередной безделушкой.

Тео отжимается на полу. Он делает это слишком терпко, слишком соблазнительнно, будто вокруг него расставлены сотни камер, которые фиксируют каждый ракурс – удобный и не очень.

Каждое движение выверено до идеала: напряженные бицепсы и плотные мышцы спины играют под кожей, переливаются на свету, обнажая рельефные линии.

Он завершает подход, переворачивается на спину и, наконец, обращает на меня внимание. Эм… а что говорить-то?

– Я… я принесла тебе твои таблетки… то есть порошок, – произношу я не своим голосом, запинаясь и переводя взгляд только на его лицо, чтобы не выдавать, насколько меня взволновала увиденная тренировка. – Разве при простуде можно заниматься спортом?

– Мне можно все.

Тео встает и плавно идет ко мне, шаг за шагом уничтожая пространство между нами. В этот момент я замечаю, что невольно пячусь назад, ведомая страхом того, что будет дальше.

Страхом? О чем я вообще? Что он может мне сделать? Ни-че-го. Сегодня я – камень, кусок черствой древесины, и ничто не заставит меня стать хоть на крошку мягче.

– Ты чего пятишься? Боишься меня? – интересуется он, продолжая наступать на меня. – Такой страшный? Или у тебя появились новые фобии по отношению к мужчинам с деньгами, Скарлетт Скай?

– Только по отношению к больным придуркам.

Он берет пакет с лекарствами из моей руки и, не отрываясь, смотрит мне в глаза. Его взгляд чуть прищурен, губы играют странной ухмылкой, а потом открываются, озвучивая вопрос:

– Заботишься обо мне?

– Делать мне больше нечего, – отвечаю я, нахмурив брови и сложив руки под грудью. – Еще я не заботилась о том, кому плевать на все, что со мной связанно.

– Было бы плевать, не стал бы помогать тебе с работой, – холодно отвечает он, пожимая плечами.

– Очень благодарна тебе за помощь, – не хватает только руки на сердце и поклона этому божеству.

– Как дела у очередного любимого? – внезапно меняет тему.

Я стараюсь не подавать виду, что не понимаю ни черта: о чем он говорит, о каком любимом, и мне ли он вообще адресует этот вопрос. Пытаюсь вспомнить, когда я могла сморозить такую чушь. А потом пазлик складывается.

– Его не задевает, что ты работаешь на своего бывшего? Не обижает, что ты целуешься со мной и трогаешь мой член? Не расстраивается, что ты… хочешь меня? – забрасывает вопросами, склоняя голову и внимательно сверля мои глаза. – Или ты скрываешь от него свои тесные взаимоотношения со мной?

Ты сам нарвался…

Я не планировала играть сегодня, но раз он та-а-ак хочет – врубаю на максимум свое мастерство и несу все, что придумает мой раздраженный им мозг. Опасно? А мне очень по одному месту сейчас.

– Не переживай, он не из ревнивых. Тем более, было бы к кому… – хмыкнув, медленно прохожусь взглядом от его паха к глазам и добавляю словам вес, приправляя их легким трепетом: – У меня-то никогда не было к тебе ничего, а вот твоим полоумным дамочкам следовало бы побеспокоиться о том, что в твоем сердце по-прежнему живет только одна главная бывшая – я.

Между нами повисает тишина.

Удивительно, я предполагала, что в его переполненном словесном арсенале найдутся взрывоопасные конструкции на каждый случай, но… а нет, все-таки что-то имеется…

– Как тебе космос? – загадочно спрашивает он, бросая пакет с лекарствами на диван.

– Объяснишь? – устало закатив глаза, интересуюсь я.

– Ну, твоя самооценка, судя по тому, что ты считаешь себя «главной», улетела именно туда.

– Разве я не права? – хочу накормить его слух сладкими вымыслами, которые должны понравиться ему на вкус: – Я все еще помню, как ты умолял меня сказать, что я что-то к тебе чувствую. Счел меня сумасшедшей, неадекватной идиоткой. Наверное, плакал в подушку, когда я тебя бросила?

– Заткнись, Скай, – шипит, не пытаясь скрыть раздражения, а я лишь сильнее повышаю градус напряжения, вовлекая в свою речь максимум чувствительности.

– Тебя ранит правда?

Я знаю, что не должна вести себя так рядом с человеком, от которого зависит многое, но язык упрям и непослушен. Я не могу позволить ему сохранять иллюзию победителя, не могу смириться с тем, чтобы он думал, что имеет право ставить себя на пьедестал и смотреть на меня, словно я крошечная букашка, которую он может растоптать.

– Ты ведь был таким наивным… таким ранимым бурундучком, – говорю я с издевкой и наигранным сожалением – все для него. – Ты глупо верил, что в мире найдется человек, которому можно открыться. Думал, что я – этот человек…

– Какая ты… – он прерывает меня сухим выпадом, и я решаю намочить его своим:

– Какая? – спрашиваю кивком головы, продолжая улыбаться, словно у меня есть садистские наклонности. – Лживая? Гнилая? Бесчувственная? Могу предложить еще красноречивее эпитеты, если твой скудный словарный запас исчерпался, и ты больше не можешь придумать ничего поинтереснее.

– Фантазия работает исправно. Я употребляю в своей речи только то, в чем уверен.

Ох, как же ты ошибаешься, Теодор.

– Скучно-о-о, – протягиваю, закатив глаза.

Я ленивой походкой обхожу Тео и, подойдя к дивану, удобно устраиваюсь на нем – повторяю ровно то же, что он делал у меня дома. Хотя прекрасно понимаю, что мне следовало бы свалить отсюда и отдохнуть наедине с собой. Но упрямство, жажда покромсать его нервы своими умелыми речевыми оборотами и действиями оставляют меня сидеть на месте и продолжать.

– Я думала, ты хочешь повеселиться, но, видимо, твоего унылого веселья хватило всего на какие-то ничтожные недели, – хмыкаю я, переводя презрительный взгляд с его лица на плазменный телевизор, размером во всю стену, а потом снова возвращаю все свое внимание к нему: – Сдаешь позиции, Каттанео. Где твои попытки сварить меня в персональном котле? Где обещанный ад? Где это все? «Принеси-подай» – это все, на что ты способен? – издевательски спрашиваю я и, не получив ответа, откидываю голову на спинку дивана и прикрываю