Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка

Когда я повернулась к Григу, он молча набирал на своем мобильнике какой-то номер. Некоторое время в комнате царила угнетающая тишина, наконец Гришин абонент отозвался.

— Это я… ты сейчас где? — Ему коротко ответили. — Уже знаешь?

Теперь он слушал своего собеседника довольно долго и задал вопрос, после которого я сообразила, что на связи с Григом Корнет.

— А что твой Потехин, тоже им верит?.. Да я и без тебя знаю, что такое работник прокуратуры и каков его менталитет… И про мозги тоже знаю!.. Ладно, надеюсь, он нас там дождется, мы уже выезжаем.

Григорий отключил свою трубу и, кивнув мне в сторону двери, молча двинул вперед, не удостоив больше несчастных «близнецов» ни словом, ни взглядом. В отличие от него, я на подобную жестокость способна не была и все-таки пролепетала на прощание ничего не значащее: «Держитесь, ребятки, в итоге все равно разберутся…»

Но в то, что я сказала, я и сама не слишком верила: «близнецы» оказались настолько трусливыми и глупыми, что, можно сказать, поднесли Потехину на блюдечке с голубой каемочкой прекрасную версию против самих себя… Оставалось только удивляться, что прямо из прокуратуры их обоих прямиком не отправили в СИЗО, а всего лишь взяли подписку о невыезде…

Уже в машине Григ, тяжело вздохнув, сказал:

— Похоже, мы с тобой и впрямь остались практически без сотрудников «по городу»… Скидывай часть запланированных материалов и информашки в «письма», своему другу Калинину… А то у его корреспондентов на задницах скоро дырки будут от сидения на стульях по восемь часов подряд. Да и сам пусть покрутится, — глядишь, похудеет немного, только на пользу пойдет…

— И почему вы с Корнетом его так не любите? — отозвалась я. — Добрый и исключительно невезучий мужик с незадавшейся судьбой…

Григорий усмехнулся и ничего не ответил. На свой вопрос я ответила сама — спустя минуты три после приезда в редакцию. Потому что первым человеком, перехватившим меня на пути в мой кабинет, в котором уже должен был завершиться потехинский шмон, был как раз Кирюша.

Вопреки ожидаемому, бывший Милкин супруг выглядел оживленным и чуть ли не радостным.

— Маринка, ты уже знаешь?! — Он возбужденно схватил меня за руку. — Ну надо же, никогда б не подумал… Прими мои соболезнования! Это правда, что их арестовали?!

Я резко высвободила руку и посмотрела в его горящие нетерпением и чуть ли не торжеством глаза:

— Кого — их?

— Как — кого? Ну этих ваших «близнецов»… Ты что, не знаешь?!

— Я не только знаю, мы с Григом только что вернулись от Громовых… Кто тебе сказал, что их арестовали? Только посмей брякнуть кому-нибудь в конторе эту глупость!..

Калинин отшатнулся от меня, открыл и молча закрыл рот, потом опять открыл:

— Но… Вся контора и так знает, все говорят, что они… что их…

— Трепло! — взорвалась я. — Собственными руками придушу, если еще хоть раз услышу эту лживую сплетню! А ты, похоже, и рад? Рад, да?! Обрадовался, что с тебя-то теперь уж точно все подозрения сняты?! Эх, ты!..

Кирилл охнул и попятился, а на мои плечи легли чьи-то сильные, горячие руки. Резко обернувшись, я нос к носу столкнулась с тетей Валей…

— Успокойся, девочка, никто ничего такого не говорит, тем более «вся редакция»… Пойдем, твой кабинет уже свободен.

Тетя Валя по-прежнему, несмотря на жару, была в глухом черном платье, все с той же газовой косынкой, наброшенной на него у ворота. И по-прежнему она была бледна, мне показалось, что за прошедшие дни Валентина Петровна сделалась худее и меньше ростом — словно усохла от своей потери. Только глаза буквально пылали, тоже черным сухим огнем.

Моей ярости как не бывало, увлекаемая ею, я покорно последовала вместе с тетей Валей в свой кабинет. На Калинина мы обе даже не взглянули, оставив его стоять посреди коридора с красной, как помидор, физиономией.

19

В свой опустевший отдел заходить я бы все равно не стала: в качестве понятых там — об этом мне еще по дороге сказал Гриша — толклись Анечка и вышедший наконец с больничного Рудик, а также, как лицо абсолютно нейтральное и ни в чем не замеченное, секретарь главного редактора — Лиза.

Кабинет аккуратный Потехин запер, но ключ торчал в двери, и мы вошли, после чего я обнаружила, что так здорово, как сотрудники прокуратуры, здесь не наводила порядок даже наша уборщица. Я села за стол, а тетя Валя — в кресло. Мы помолчали. Все бумаги, очевидно тщательно просмотренные следаками, были рассортированы в четыре аккуратные пачечки, ручки, карандаши и фломастеры, вечно валявшиеся по всему столу, ровнехонько торчали в стаканчике… У меня мелькнула мысль, что пыль, возможно, тоже вытерли сотрудники прокуратуры, а вовсе не техничка… Ну и ну!

— Мариночка, — тихо начала тетя Валя, — я хотела тебе сказать, что все, связанное с похоронами, сделано… Милочку нам отдали сегодня утром, она… Мы отвезли ее туда… В морг на Бауманской…

Я почти забыла о предстоящих похоронах, оглушенная лавиной, в которую превращалось следствие, и от ее слов слегка вздрогнула, переспросив:

— Мы?

— Ну да, мы… Я и Рудик… Мальчика мне жаль, он неважно себя чувствует…

— Я думала, Рудик на больничном…

— Он и есть на больничном, но все равно все делал сам, я только помогала, вместе с девочками из компьютерной… Ты очень бледненькая, Мариша! Не переживай, пожалуйста, из-за Калинина, он… Он не слишком умен… Думаю, с Василием и Николаем все будет в порядке, разберутся…

— Вы в курсе, что они отчудили на самом деле?

— Да, мне Оболенский рассказал… Кроме того, сегодня утром, еще до обыска, со мной беседовал Потехин.

— От вас-то ему что надо? — При упоминании о Николае Ильиче я ощутила раздражение и тревогу. — Как он с вами беседовал — официально? Под протокол?

— Ну да… Как это — что? Девочка моя, ты разве не знаешь, насколько мы были близки с Милочкой? Естественно, что я просто должна была участвовать в дознании… Николай Ильич совсем не так плох, как тебе кажется, ему даже присуща гуманность! С учетом моего возраста и… и состояния, он поговорил со мной здесь, а не в прокуратуре… Собственно говоря, Мариночка, я шла к тебе не с этим, хотела узнать, будешь ли ты заказывать Милочке отдельный венок… Если да, то…

— Наверное, да… — Я растерялась и смутилась из-за того, что самой мне в голову эта мысль не пришла. — Сколько нужно дать денег? И кому — вам или Рудику?.. Или…

— Мне. — Она назвала сумму. — И вот еще что… Нужен текст на ленту… Сама напишешь?

— Господи, я не знаю, что писать! — искренне воскликнула я, потому что действительно не представляла слов, которыми надлежало прощаться с Милкой… То есть представляла, но…