Сладкий - Маша Ловыгина

Варвара шмыгнула носом.

– Вообще-то, Столетов не мой!

– Ну и славно! Подальше от него держитесь. Вы, я вижу, девушка яркая, молодая. Мужчинам, поди, нравитесь. Мало ли чего...

– Господи, уж не думаете ли вы, что Столетов может мне что-то плохое сделать?

– Да что вы, Варвара Александровна! Я ж другое имел в виду. Человек он не простой. Видать, что-то не срослось, вот и сидит как сыч в своей Прохоровке.

– Вы ошибаетесь, – покачала головой Варвара. – Он в отпуске. И человек простой.

– Ну, это у вас в Москве владельцы клиник люди простые, а у нас и фельдшер – голова!

Варвара нахмурилась:

– Какой владелец? Какой клиники? Столетов ведь...

– А мне не интересно, какой! У нас и здесь неплохо лечат. Начальник наш, оказывается, еще отца его знал. Так что быстро информацию собрали. В общем, говорю тебе, непростой мужик, при деньгах.

– Понятно, – отвела глаза Варя и засунула замерзшие пальцы в глубокие карманы тулупа.

Вести с полей

Егор натянул ушанку по самые брови и посмотрел в сторону Сладкого. Зачем-то поднес телефон Варвары к самому носу и, как ему показалось, даже уловил легкий запах ее духов. Но, скорее всего, это было лишь обманчивое желаемое, которое подсознание выдавало за действительное. А признаваться в том, что эта девушка вызывала в нем неослабевающий интерес, ой как не хотелось... И чувствовал себя Егор Столетов не взрослым мужиком, а прыщавым подростком, подкарауливающим свою визави за углом и готовым выскочить с диким воплем, чтобы напугать ее до полусмерти, а затем получить от души по морде школьным портфелем.

У московской журналистки, судя по всему, жизнь тоже складывалась с переменным успехом. И глупо было винить ее в том, что она пытается как-то устроиться, пусть даже и через такого (вот ведь зараза, аж, лоснится весь!) партнера. Называть мужчину с телефонной заставки Вариным любовником Егору было противно. Тот был заметно старше, и его рука на ее худеньком плечике смотрелась отвратительно и пошло.

Егор сунул телефон в карман, надел перчатки и снова с тоской посмотрел в сторону острова.

То, как она прильнула к этому типу, как склонила голову... Этот смущенный взгляд и робкая улыбка...

Столетов несколько раз быстро моргнул, стряхивая налипшие снежинки. Нет, Варвара не из тех ушлых дамочек, которым все равно, под кого ложиться ради своих целей. Что-то все-таки отличало ее от других, но что, Егор пока не мог себе объяснить.

А что, если все же она искусно врала и пыталась обвести его вокруг пальца? Но зачем?

Какая теперь разница?

– Есть разница! – перебил он сам себя. – Даже между в стельку пьяным и пьяным вдрызг разница есть. А тут женщина... журналистка. Творческий человек.

Творческие люди в понимании Егора были очень своеобразными существами. У себя в клинике он уже успел насмотреться на них с разных ракурсов не только внешне, но и, так сказать, изнутри. Внутренности, разумеется, у всего рода человеческого одинаковые – кости, кровь, мышцы, а вот наполнение разное. Поди, разберись! Мило улыбается человек, а в душе у него грязь и копоть. Или плачет, ругается, а в глаза заглянешь – любовь, как нерв оголенный.

«Какая же ты, Варвара? И почему мне так важно стало это знать?»

Вот еще каких-то несколько часов назад хотелось уехать, заняться собственной жизнью, расставить все по местам. Потому что тумблер уже перещелкнул, и направление стало понятно. Но стоит только подумать, что больше не увидишь ее, и все... тягучая, вязкая масса сковывает руки и ноги, будто желая навсегда приклеить его к этому безлюдному месту.

Первый шаг дался с трудом. Правая лыжа наехала концом на левую, и Егор в нетерпении оттолкнулся палками.

«Дурная голова ногам покою не дает...» – крутилось в голове.

Сжав челюсти и издавая глухое «ух», Егор направился к Сладкому. Чтобы отдать телефон. Чтобы сказать, что... чтобы просто увидеть ее...

По пути ему пришлось расстегнуть куртку – стало так жарко, будто и не зима была вокруг, а лето. Он остановился, чтобы перевести дыхание и слизнуть выступивший над губой пот. Подождал, когда немного успокоится сердце и пройдет дрожь в руках. Ладони внутри перчаток зудели от напряжения.

«Как подросток, ей-богу...»

Лыжное снаряжение Егор оставил на пригорке, где и в прошлый раз. Над местом, где находились деревянные мостки, теперь торчал только кривой поручень, все остальное покоилось под снегом. Столетов поднялся и сразу же пошел к бабке Любе, на ходу пытаясь придумать и обосновать цель своего визита. Собственно, ему и так было, за что благодарить хозяйку дома – черный пес креп прямо на глазах. Возможно, ему просто нужно было отоспаться в тепле и нормально поесть, но не убудет ведь от него, Егора, если он скажет простое человеческое спасибо.

Он старательно отряхнул снег, нарочито громко бухая ногами о половицы крыльца, чтобы те, кто в доме, услышали его. Если Варвара сейчас у Любы – а это вполне может быть – то... Егор коротко выдохнул и вошел в сени.

– Можно? – приоткрыв на пару сантиметров дверь в жилую часть, он нетерпеливо сжал простую пластиковую ручку.

– Дома я, дома! Проходь! Кто это там такой вежливый?

В лицо ударило сытным теплым ароматом, от которого заурчал желудок и во рту скопилась горьковатая слюна.

– Извините за беспокойство. Мне надо... – Столетов огляделся и сразу же понял, что Варвары здесь нет.

– А, узнала я вас, – бабка Люба сняла очки, а затем, прикусив дужку, уставилась на Егора. – Слушаю.

Столетов снял шапку и пригладил волосы.

– Я по делу.

– А ко мне за глупостями и не ходят, – усмехнулась Люба. – Чегой?

Сунув руку в карман, Егор сжал телефон журналистки, но наружу его не вытащил.

– Мне бы Варвару... – произнес он с легкой хрипотцой. – Кое-что спросить. То есть, передать... Она... мы...

Бабка Люба медленно кивала и не сводила с него глаз. Егор уже готов был или сквозь землю провалиться, или убраться восвояси, лишь бы не стоять перед ней с видом нашкодившего школьника. Хоть бы вопрос задала какой! Что ей там журналистка наговорила про ночь в Прохоровке и свои приключения на озере? Если как Ермоленко, то тут уж лучше молчать. Да и вообще, лучше молчать, а то полезут все эти ненужные подробности, а за ними, глядишь,