За мечту. За Веру. За любовь - Женя Онегина

и стояли, обнявшись, посреди огромной арены, и я понимал, что ближе этих двоих у меня никого нет.

– Жданов, ты обещал мне водку и селедку.

– Завтра самолет, Макс!

– Вот именно, только завтра!

Глава седьмая

Вера

На улице лил дождь. Целый день бесконечный поток стучал по окнам, не позволяя допустить даже мысли о том, чтобы выйти на улицу.

Давно стемнело. А я ходила из угла в угол, безнадежно ожидая новостей из Москвы и не решаясь написать сама. Хотя бы Ксюше.

В ладони завибрировал телефон.

Всплывающим окном появилось краткое:

"Победа, Вера. Я цел".

Он цел…

И больше ничего.

Цел…

Как просто. Будто кому-то когда-то будет достаточно этой информации?

Я цел…

Сколько раз я слышала это от Влада!

И отец тоже тогда произнес всего два слова:

"Я цел".

А дальше была пустота. Безумная тишина, в которой я сходила с ума от незнания. И от беспокойства.

Они с мамой посчитали, что так будет лучше.

– Он цел, – прошептала я своему отражению. – Он цел. Он победил.

Он победил в дурацких мужских играх. Даже не ради денег, а ради мечты.

Мечты, мать вашу!

Никому ненужной мечты!

Слезы лились уже сплошным потоком. А я смотрела на себя и, до боли стиснув челюсти, снова и снова твердила только одно:

– Не стоит, Вера. Ни один мужик на свете не стоит твоих слез. Хватит, Вера. Прекрати.

В тот момент я ненавидела их всех. Отца. Брата. Соломатина.

И Макса.

Макса я ненавидела больше всего только за то, что позволила ему подобраться слишком близко. За то, что он играючи сломал мою оборону. И ушел. Молча. Как уходили все они. Серьезные взрослые мужчины, которых ждал их опасный взрослый мир.

"Я цел…"

Усталость взяла свое. Рыдания сменились всхлипами, а потом и вовсе апатией. Я умылась ледяной водой, переоделась в пижаму и привычно свернувшись клубком под одеялом, забылась тревожным сном без сновидений.

Меня разбудил стук дождя по карнизу. Я с трудом открыла опухшие глаза и еще долго рассматривала потолок, пытаясь решить, что делать дальше.

Он цел.

И он победил.

Кажется, это главное.

Наконец, я потянулась к телефону. Но новых сообщений не было.

Я не рискнула написать Максу сама, опасаясь, что он не ответит. Но набрала сообщение Ксюше. И тут же стерла, проклиная себя за нерешительность. Так издеваться над собой дальше было нельзя. А потому я заставила себя подняться, принять душ и даже выпить кофе. Облачившись в мешковатый костюм для прогулок, резиновые сапоги и плащ-дождевик, я напялила на голову вязаную шапку и отправилась к морю.

Дождливым утром воскресенья Светлогорск спал. Ни людей, ни машин. Только редкие собачники обреченно смотрели на своих питомцев из-под зонтов, а смирившиеся с погодой псы при виде меня вяло виляли мокрыми хвостами.

Миновав парк, я бодро спустилась по лестнице к солнечным часам.

Море было неспокойным. Оно не штормило. И не обрушивало на променад столпы брызг. Оно гудело недовольно, вбирая в себя тяжелый ноябрьский дождь.

Все кофейни были закрыты. Я не рискнула возвращаться по серпантинному спуску, боясь случайно встретиться с Ксюшей. И не только с ней. Я не имела ни малейшего представления, во сколько у них самолет. И даже не была уверена в дате. Но…

Черт возьми, я боялась.

Я ужасно боялась, и в то же время мечтала, стать частью их жизни. И эти бесконечные качели сводили меня с ума. А потому я трусливо поднялась в город другой дорогой, купила у вокзала пару шоколадных круассанов на завтрак и направилась к дому.

Дождь усилился. Он заливал лицо, пробирался под одежду. Не спасали ни плащ, ни сапоги. А потому я откинула капюшон, стянула шапку и подставила лицо под холодные струи, надеясь неизвестно на что.

– Не боишься заболеть? – раздался рядом со мной знакомый голос. – Вера, ты что вообще творишь?!

На нем были светлые джинсы и бежевое пальто. Огромный черный зонт он держал высоко над головой. Я моргнула, потом тряхнула головой, все еще не веря.

– Вера… – обреченно протянул Макс и прижал меня к себе, насквозь промокшую и продрогшую до костей. – Знаешь, Вера, я думал, ты умнее. Сидишь в тепле и помогаешь Ксюхе, например. А ты? Что ты напридумывала себе, девочка моя?

Ответом ему был тихий всхлип. И последовавшее за ним оглушительное чихание.

На мой третий этаж мы взлетели. Макс практически на руках поднял меня наверх, забрал из ледяных дрожащих пальцев ключи, открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Плащ, шапка, промокшая насквозь толстовка полетели на пол. За ними последовала футболка. Я стояла перед ним, прикрывшись руками, и дрожала как осиновый лист. Зубы выбивали барабанную дробь. Макс выругался в сердцах. Так, что у меня от стыда запылали уши. Небрежно бросив на пуф пальто, мужчина опустился на колени, стянул с меня сапоги вместе с носками и штаны, а потом поднял на руки и отнес в ванную. Я зашипела и попыталась вырваться, но он держал крепко. Старая немецкая чугунная ванна была глубокой. А еще ужасно холодной. Впрочем, едва усадив меня в нее, Русланов включил горячую воду. Заледеневшие ступни закололо. А я обхватила себя руками и уткнулась лбом в коленки. Мокрые волосы неприятно щекотали шею, но я лишний раз боялась пошевелиться. Тело пронзило дрожью, когда горячая рука мужчины коснулась моей спины, сначала мягко и нерешительно. Я резко выдохнула, и Макс замер, прислушиваясь к моей реакции. А потом и вовсе убрал руки. Над ванной поднимался пар. Краем глаза я увидела, что мужчина разделся по пояс, оставшись только в одних джинсах, низко сидящих на бедрах.

Его руки снова легли мне на плечи. Теперь более уверенно. Скользнули вниз по позвонкам. Разминая, вправляя, массируя. Влажное белье липло к телу, и я решительно потянулась к застежке лифа. Макс хрипло засмеялся и помог мне справиться с замком. Вздернув подбородок, я сняла лифчик и бросила его на пол.

Тяжелая рука легла мне на затылок. Слегка потянув за волосы, мужчина заставил меня запрокинуть голову назад. Я поймала взгляд его потемневших глаз и судорожно сглотнула. И только тогда он меня поцеловал. Не нежно. А настойчиво. Голодно. Почти грубо. Я всхлипнула, когда шершавые пальцы сжали напряженный сосок, и Макс поймал мой стон губами. Прошептал, словно сдаваясь:

– Вера…

Он тоже дрожал. От предвкушения. От ожидания. От пережитых эмоций. Адреналин все еще бушевал в его крови, а я мечтала стать той, кто приручит эту бурю.

Я больше не могла его ненавидеть.