Мария Ветрова - Обретенный май

— Может быть, вспомните, сколько все-таки было времени, когда вы закончили хлопотать по хозяйству?

Нюся покачала головой:

— А кто ж его знает? Помню только, что уже стемнело, потому что я вначале тут люстру включила, чтобы, значит, камин как следует прочистить, чтоб видно было… Потом вот села, думала, передохну минутку, а дальше не помню… Уснула я, сами видите… Мне ведь тоже годики уже немалые, нынешней весной шестьдесят два стукнуло! Где уж тут все упомнишь?..

— Ну хорошо, — сдалась Аня. — Если вам не трудно, пройдите в соседний дом, нам необходимо записать ваши данные… А вы, Нина Владимировна, можете отдыхать… пока.

Генеральша усмехнулась, а Нюся снова нахмурилась и всполошилась.

— Какие еще данные?! Зачем я вам, если я спала?..

— Так положено, это просто формальности. — Калинкина вдруг почувствовала безмерную усталость. — Имя, отчество, фамилию, год рождения…

— Не спорь, Нюся, это недолго, — вмешалась генеральша. — Я сама лягу, не волнуйся за меня…

— Да как же не волноваться-то? — женщина всплеснула руками и, вскочив на ноги, запричитала. — Да вы гляньте на себя, гляньте! На вас же лица нет, с вашим-то здоровьем, разве такое можно?! О Господи!..

— Нюся, перестань!

— Не перестану!.. — она повернулась к Калинкиной и воинственно уперла руки в боки. — Вы что — не видите, до чего человека довели? Она же болеет, слабая, одна ни за что не управится… Да помолчите вы, Нина Владимировна! Я вас тут одну не оставлю, а вдруг этот убивец все еще поблизости бродит?! Ни за что не оставлю!..

— Ну ладно! — удивляясь самой себе, Калинкина неожиданно сдалась. Не иначе как от усталости и недосыпа… — Запишите просто ваши данные, мы, если понадобится, вызовем вас попозже.

— А что тут записывать? — Нюся все еще кипятилась. — По паспорту-то я, как есть, ваша тезка, тоже Анна Алексеевна… И фамилия самая простая — Иванова я. Год рождения — в марте сорокового… И все мои данные… Из Рязанской, значит, губернии!.. Айдате, Нина Владимировна, я вам чайку согрею, а кровать я постелила еще раньше, в вашей комнате.

Калинкина невольно улыбнулась, видя, как осторожно и нежно, будто ребенка, эта крупная крестьянская баба с простым, ничем не примечательным лицом обняла свою хрупкую хозяйку за талию, решительно увлекая ее в сторону кухни. Как прежде, чем прикоснуться к ней, автоматически вытерла руки о свой фартук.

Аня посмотрела на заваленное пеплом и головешками нутро камина, на огромный совок и проволочную метелочку, брошенные рядом, и грустно покачала головой. Ничего удивительного в том, что женщина так устала: огромный дом, большая семья — и все на ней. Наверняка на ней, вряд ли эти финтифлюшки, невестки генеральши, утруждают себя хлопотами по хозяйству.

К реальности ее вернул голос Нины Владимировны, покорно подчинившейся Нюсе и действительно шагнувшей в объятиях домработницы в сторону кухни.

— Извините нас, — извинилась генеральша. — Нюся упрямая, как… В общем, она успокоится, только когда я улягусь… Она обязательно к вам зайдет попозже… Извините.

Аня улыбнулась и, кивнув женщинам, круто развернулась в сторону выхода.

Если Анна Алексеевна Калинкина и боролась с дремой, пока шла обратно, к дому убитого, то всякий намек на сонливость слетел с нее моментально, минуты через полторы после того, как Павел вскочил со стула, освобождая ей место за письменным столом. Он только-только закончил вписывать в протокол данные приглашенной в ее отсутствие красавицы в черном панбархате, которую Нина Владимировна назвала Катей, добавив слово «кажется»… Похоже, прежде они и впрямь не были знакомы. Следователь Соколов из УВД, завидев Калинкину, обрадованно двинул на выход: разумеется, ему не терпелось вернуться к своим операм, уже вовсю прочесывающим сад, в поисках оружия и возможных следов убийцы. Аня едва успела открыть рот, чтобы задать вопрос белокурой красавице, как та вскочила на ноги.

В первый момент ни Калинкина, ни обалдевшие мужчины ничего не поняли. Девушка, ни слова не говоря, подхватила, нагнувшись, тяжелый панбархатный подол своего выглядевшего нелепым в свете утра наряда и задрала его, продемонстрировав присутствующим длинные стройные ноги в умопомрачительно дорогих тонких чулках…

— Вы… — Аня хотела сказать «Вы что — с ума сошли?!», но слова сами по себе застряли у нее в горле. Катя быстрым, отчаянным каким-то движением сунула руку за широкую кружевную резинку правого чулка и извлекла из-за нее нечто подобное дорогой бижутерии, сверкнувшее в лучах восходящего солнца, льющегося через окно.

— Вот… — выдохнула девушка, — вот… Я не убивала его, я только хотела, но я не убивала!..

И, упав на стул, уронив голову на тонкие обнаженные руки, разрыдалась — отчаянно и безнадежно.

Перед капитаном Калинкиной на столе, поверх еще не заполненного до конца бланка протокола лежал крошечный, ювелирно отделанный пистолет… Несколько секунд Аня тупо и бессмысленно пялилась на эту невиданную игрушку и наконец пришла в себя.

— Соколов, принесите воды! — приказала она не успевшему покинуть место действия следователю, замершему с самым глупым видом между столом и дверью. — Заодно спросите у домработницы что-нибудь… успокоительное… Нет, у домработницы не надо, поищите Иосифа Викторовича, он, вероятно, в машине дремлет…

Катя между тем продолжала рыдать — горько, словно маленькая девочка, застигнутая старшими за постыдным занятием.

Павел, очевидно тоже взявший себя в руки, включился в ситуацию. Подойдя к столу, он молча взял пистолет и понюхал ствол, затем со щелчком, заставившим Катю вздрогнуть, вынул обойму.

— Одной пульки недостает, — спокойно произнес он. — Но если из этой игрушки и стреляли, то не меньше чем сутки назад… Это, товарищ капитан, французская штучка, я видел такие в Париже, в каком-то магазинчике… Ну помните, мы в прошлом году с ребятами в турпоездку ездили?..

Аня не помнила. Зато Катя, как-то поперхнувшись рыданиями, неожиданно смолкла и подняла голову. Она явно относилась к тому типу счастливиц, которых слезы не портят, а наоборот, красят…

— Да… — пролепетала она, всхлипнув и с мольбой глядя на Пашу. — Позавчера…

— Что — позавчера? — резко бросила Калинкина, заставив девушку вздрогнуть и сжаться.

— Я из него позавчера стреляла… Дома, в подушку…

— Зачем? — поинтересовался Паша, как показалось Калинкиной, слишком нежно для данной ситуации… Все-таки все мужики — одинаковые: стоит им увидеть красотку — и все, тают, как снег на солнышке…

— Я пробовала. — Катя быстро утерла ладонями слезы и посмотрела на Павла с надеждой. — Я никогда не стреляла и подумала, что надо посмотреть, как это делается, раз уж… раз уж…