Разрушенная клятва - Софи Ларк

В задумчивости я ненадолго замолкаю.

– Раньше она порой раздражала меня, потому что могла вести себя по-детски. Слишком пассивная, слишком мягкая, слишком угодливая. Возможно, я ревновала. Ее невозможно не любить, а меня…

– Что? – спрашивает Рейлан.

– Трудно выносить, – отвечаю я.

Парень смеется.

– Но, так или иначе, она выросла, покинула отчий дом, вышла замуж. Несса всегда была склонна к творчеству, и теперь она ставит безумные и потрясающие балеты. Я ни черта не смыслю в танцах, но они по-настоящему красивы. И я уважаю ее за это. Возможно, дело просто в том, что мы обе повзрослели.

– Я чувствую то же, – говорит Рейлан, – с моими братом и сестрой.

– Правда?

– Да. Вы становитесь старше и теперь, собираясь вместе, обсуждаете не только общих знакомых и былые времена, но можете поговорить о жизни, о книгах, о фильмах и о мире. Вы взрослеете, и вся та херня, из-за которой вы ссорились в детстве, больше не имеет значения.

– Верно, – говорю я. – Именно так.

Мы уже давно сидим на балконе. Я завернулась в плед, чтобы не замерзнуть, а Рейлан по-прежнему одет в свою неизменную рубашку.

– Тебе не холодно? – спрашиваю я.

– Не-а, – отвечает парень. Но через минуту с улыбкой признается: – Ладно, на самом деле мне чертовски холодно.

Мы возвращаемся в тепло квартиры, закрывая за собой стеклянные раздвижные двери.

В гостиной мы с Рейланом замешкались – между нами возникло странное напряжение.

– Что ж, думаю, мне пора спать, – говорю я.

– Спокойной ночи, – кивает Рейлан.

Я иду в комнату, чищу зубы и ложусь в кровать.

Но еще долго не могу уснуть. Я лежу сбитая с толку – сна ни в одном глазу, – удивляясь тому, что чувствовала себя на балконе так расслабленно, а теперь сама не своя от тревоги.

Я просыпаюсь от того, что кто-то рывком вытаскивает меня из кровати.

Воздух наполнен черным дымом, таким густым, что я задыхаюсь и кашляю и из моих глаз текут слезы. Я не могу сделать ни вдоха.

– Пригнись! – рявкает Рейлан и тянет меня на пол.

Здесь дышится немного легче, но не сильно.

Рейлан обвязывает одну из своих футболок вокруг моего лица, создавая импровизированную бандану. Я слышу резкий треск и хлопки, и становится так жарко, что по моей коже струится пот.

– Что происходит? – выдыхаю я. У меня саднит в горле, несмотря на повязку на лице.

Я ничего не вижу. Дым и жар усиливаются с каждой секундой.

– Надо выбираться отсюда, – говорит Рейлан и стаскивает с моей кровати одеяло и простыню.

Он накидывает на нас одеяло и тащит меня за собой, пригибая к земле.

Выйдя из спальни, мы видим перед собой сплошную огненную стену. Входная дверь, прихожая и кухня охвачены пламенем. Пожар бушует от пола до потолка, распространяясь на гостиную.

Жара невыносима, неописуема. Я не могу даже смотреть на огонь, он обжигает мне глаза. Мое тело кричит, чтобы я убиралась, но деваться некуда.

– Мы в ловушке! – выдыхаю я.

Мрачно, упрямо Рейлан тянет меня к балкону.

– Погоди, – говорит мужчина, открывая раздвижную стеклянную дверь.

Не знаю, к чему он хочет меня подготовить, но, когда Рейлан рывком открывает дверь и выталкивает меня наружу, прохладный ночной воздух врывается в квартиру. Приток кислорода придает огню новое дыхание. Огонь с ревом возносится до потолка и распространяется по всей комнате, мгновенно охватывая остальную часть моей квартиры. Пламя вырывается наружу, накрывая нас волной.

Одеяло, которое Рейлан набросил нам на головы, загорелось. Мужчина сбрасывает его, и я смотрю, как оно летит с двадцать восьмого этажа вниз, переворачиваясь в воздухе и пылая, как факел.

Используя простыню, чтобы защитить руки, Рейлан снова с силой закрывает стеклянную дверь, но я вижу, что жар опалил волоски у него на руке. Стекло и металл уже горячие на ощупь, как каминная решетка. Дверь долго не выдержит. И мы заперты здесь, на этом крошечном балкончике без пожарной лестницы.

Я стараюсь не поддаваться панике. Я все еще задыхаюсь и кашляю, и Рейлан тоже. Его лицо потемнело от сажи и расчерчено полосками стекающего пота.

Мы сгорим здесь заживо. Мы в ловушке. Огонь прорвется через стекло в любую секунду, и ни одна пожарная машина сюда не доберется. Я не понимаю, как огонь распространился по квартире так быстро. Я не понимаю, что происходит.

Я слышу вдалеке сирены, но не пожарную тревогу. Рев и треск пламени слишком громкие – я и не знала, что огонь может быть таким.

Рейлан обвязывает простыню вокруг балконной решетки, и я не понимаю зачем.

– Полезай мне на спину! – кричит он мне хриплым и приглушенным от дыма голосом. Глаза парня налиты кровью, но радужки по-прежнему ярко-синие на фоне закопченного лица. Это единственное, что в нем еще кажется знакомым. И все же я не понимаю его плана.

– Что? – выдыхаю я в ответ.

– ПОЛЕЗАЙ МНЕ НА СПИНУ!

Он хватает меня за руки и забрасывает их себе на плечи. На мне только шелковая пижама с шортами, ноги босые. Рейлан в одних боксерах, но он, по крайней мере, успел надеть ботинки.

Мы оба мокрые и грязные, поэтому мне с трудом удается держаться за его шею.

И я только что сообразила, что он перелазит через перила.

– ТЫ С УМА СОШЕЛ? – кричу я.

Под нами двадцать восемь, мать их, этажей. Мы так высоко, что улицы под нами едва можно разглядеть. Так высоко, что студеный ноябрьский ветер так и норовит нас снести.

Если мы поскользнемся и упадем, то будем лететь пять или шесть секунд, прежде чем разобьемся о тротуар. И, когда мы приземлимся, наши тела не просто переломаются – они взорвутся.

– Если мы не уберемся с этого балкона, нам конец! – кричит в ответ Рейлан.

Я смотрю на стеклянные двери, которые едва сдерживают бушующее внутри пламя и уже начинают трескаться и корежиться.

– О боже… – шепчу я.

Я крепче цепляюсь за шею Рейлана и обхватываю его ногами за талию.

– Не задуши меня, – говорит он.

Я пытаюсь немного расслабить хватку, продолжая крепко держаться.

Парень перекидывает ногу через перила, хватаясь обеими руками за простыню.

Я болтаюсь над пустым пространством, вцепившись в его спину.

Рейлан начинает спускаться, переставляя руки вдоль простыни.

Ткань туго натянулась под нашим общим весом. Я вижу, как напрягаются руки мужчины, хватаясь за скользкий материал. Его пальцы оставляют на белой простыне черные отпечатки. Костяшки его пальцев бледные и