Майор, спеши меня любить (СИ) - Кир Хелен

- Взорвала сердце?

- Взорвала, Федь. Бахнула ядеркой. Поэтому сказал достану, значит, достану чего бы не стоило.

- Что за … – внезапно орет брат. – Пригнись!

Сползаю вниз, одновременно выхватывая оружие, взвожу курок. Времени на раздумье, как всегда, пара секунд.

В зад тачки бьет чужая пуля, брат выруливает в бок. Машина газует, рвет из последних.

- Тормозни немного, – ору, стаскивая куртку, освобождая руки.

Перетекаю на заднее сиденье, бегло оцениваю обстановку. По противоположной стороне едет буханка вся обляпанная грязью. Ни номеров, ни хера.

- Федь, гони!

Стекло разбивает очередная пуля.

- Ах, ты с-сук-ка!

Заряжаю выстрелы. Разбиваю в ответку все. Буханка виляет и съезжает с дороги. Зарывается в снегу, бешено прокручивает колесами.

Федя останавливается, я резво выскакиваю. Увязая по колено в снегу, пробираюсь. Наготове держу оружие. Открываю дверь. Позади на полу валяется стонущий мужик. За рулем сидит вусмерть напуганный бородатый парень. Хватаю его и слету прикладываю носом к баранке. Взвывает от боли.

Поднимаю, приставляю пистолет к виску. Ору во всю силу глотки.

- Девушка где?

- Какая?

- Считаю до трех.

Глаза паренька лезут на лоб. Он шмыгает носом, втягивая кровавые сопли.

- Нету. Сбёгла.

- В нас почему стреляли?

- Чужие вы. Вам тут нельзя.

- Дебилы, блядь.

Сплевываю на снег. Что с ними делать? Оставаться и ждать пока наши приедут, это время. А у меня его нет.

- Куда сбежала?

- В лес. Искали, – шмыгает от страха. – Не нашли. Небось звери задрали.

Продирает по спине. Судя потому, что до Карелии немного осталось … Звери есть.

Грудину распирает от безысходности. От сумбурной ярости вытаскиваю из машины бородатого придурка и швыряю в снег. Туда же летит мужик с заднего сиденья.

- Молитесь своему богу, – взвожу курок. – Сейчас вы с ним встретитесь.

29. Абрек.

- На, – сует заросший мужик в руки огненную кружку чаю.

Опасливо принюхиваюсь. Незаметно держу нос над паром больше, чем надо, будто реально смогу определить грозит ли что-то или нет. Но выхода-то нет. Я в каком-то домике, почти раздета, без обуви и вся замерзла, как бобик.

Бородач насмешливо наблюдает. Подкидывает в топку поленья и снова смотрит, как на неразумную дитятю. Страннее себя еще не ощущала. Мне не то, что страшно, просто не понимаю, как дальше быть.

Идти некуда и не в чем. За окном тьма непроглядная. Я понятия не имею, где нахожусь. И мы в лесу! Я так околела, двигаться не могу. Ноги гудят, отходя потихоньку от холода, постреливают и покалывают. Шевелю пальцами, подтягиваю стопы поближе к печке.

Кружку так и держу в руках.

- Не бойся. Ветки дикой малины там. Отравы нету.

Полено поменьше летит в разверстую печь. Бородач спокойно наблюдает, как занимается сильнее огонь. Мужчина такой большой. Как Миша почти что. Только кажется, что старше лет на десять. Такой же мощный и грозный. Великан.

При воспоминании о Мише щиплет глаза. Как же я скучаю. Если бы узнала, что ждет, волнуется, босиком бы … через весь лес … бегом! Очень надеюсь, что ищет. Так надеюсь, что сердце в груди ширится, разбухает и становится размером с надувной шар.

Опускаю голову, шепчу на нахлынувших эмоциях.

- Извините.

- Пей, – отмахивается.

И я пью.

Теплое разливается по телу. Правда малиной пахнет. Немного перестает колотить. Тепло окутывает, но не расслабляет. Мы молча сидим долгое время. Я глотаю чай, а бородач чистит двустволку. Я ничего не понимаю в оружии, она какая-то у него странная. Отвожу глаза.

На стенах развешано многое. В основном ножи, патроны, многочисленные мешочки и мотки проволоки. В углу стоит грубо сколоченная кровать, покрытая видавшим виды пледом. Топорный стол, тяжелый стул и в самом углу шкаф с посудой.

По стенке стоят то ли сундуки, то ли ящики. Из них тоже торчат металлические штуковины. Виднеется еще пара стволов. Тут арсенал какой? Настораживаюсь. Боязливо кошусь на невозмутимого бородача.

- Что вы со мной хотите сделать? – выказываю основной страх.

Вырывается неосознанно. Опасения приходят в один миг, будто по голове чем-то тяжелым ударили.

- Да на хрен ты мне нужна, – усмехается. Кидает на стол миску с парующим варевом. – Ешь давай.

- Я не то имела ввиду, – смущаюсь.

Не признаюсь же слету, что да, дядь, я частично то самое имела в виду, потому что боюсь до ужаса.

Вся красная, ползу за стол. Так неудобно, жуть. Но я обязана была спросить, ничего такого. Должен же понять, как себя в чужом жилище чувствую. Не понимаю цели спасения, если так-то. Зачем? Нет, мне отлично, я так рада, что этим уродам не удалось поймать, но угрюмому я зачем?

Рассеянно заталкиваю в рот кулеш. Пшенка с салом. Сейчас все вкусно, не помню, когда последний раз ела. Гоняю в голове каскад раздумий, уплываю.

- Для чего ты им? – гудит рядом.

Бородач садится напротив с такой же чашкой. Отламывает половину краюхи ароматного хлеба и зачерпывает добрую порцию кулеша большой деревянной ложкой.

- Ну? – подталкивает к ответу.

- Кому? – хлопаю глазами.

- Не дури, девочка.

Хмурится. А я не знаю, как быть. В лесном спасителе моя жизнь теперь. Опускаю ресницы, сглатываю. Тихо пищу.

- Простите. Но вряд ли вам что-то прояснит мой рассказ.

- А ты ж попробуй.

Про личную жизнь особо не распространяюсь.

Выделяю самое главное. В основном упор на секту делаю. Тут колюсь по полной. Скрывать-то нечего, уж как есть без прикрас сыплю. Тем более, что после очередного неудавшегося похищения хлещет из душевной раны, не остановить.

При имени Никодима у мужчины глаза сверкают нездоровым блеском.

- Значит, наложницу захотел себе?

- Типа того.

Опускает голову. Крылья носа заостряются. Плечи поднимаются выше, нервное дыхание вырывается. Пугаюсь, вдруг что не то сказала. Это длится ровно две минуты. А потом недобро сверкая глазами, выдавливает презрительно.

- Что же отец тебя не вытащит?

Не знаю, как понять. Не прочесть реакции. Ничего, кроме злости и тщательно сдерживаемой ярости нет.

- Он считает, что все правильно. Я для него очень плохая, – обреченно вздыхаю.

- М-м, – сжимает волосы, застывая взглядом. – А я бы все за жизнь дочери отдал.

Вскакивает. Делает круг по избушке. Замирает около печи, садится перед ней. Хватает сигарету и в три затяжки выкуривает. Молчу. Задело же, да? Что-то задело.

- У нас с папой другие отношения.

Кивает. Стылой фигурой замирает. А потом …

- Бежать тебе надо. Они покоя не дадут, – голос уже тихий, но еще звенит наполненный острыми чувствами.

- Да не могу я бежать. У меня тут Миша.

До слез пробивает. До колик по всему организму. Я не могу без Громобоя. Хочу к нему назад!

- А что же твой Миша спал-то, пока ты мыкалась? – цедит зло.

- Все не так, – глотаю слезы. – Вы же ничего не знаете!

Рассказываю о пожаре. Уже ничего не скрываю. Увлекаясь рассказом, называю фамилии.

- Наверное, ищут меня с Федором. Юматов такой въедливый, я ему кажется сразу не понравилась, – говорю больше о Феде, Громобоя интуитивно стараюсь меньше цеплять, мало ли что.

Бородач вздрагивает всем телом.

- Что? Как ты сказала?

Удивленно поворачивается. И впервые со времени нашего странного знакомства проявляет живой интерес.

- Миша …

- Нет. Стой. Федя Юматов ты сказала?

- Вы его знаете? – почти подскакиваю от неожиданности.

- Встречались, – усмехается и замолкает. – Ты ешь давай.

Полная смятения, не знаю куда себя деть. Успокаивает лишь одно, что он вроде как знает Федора. Но это слабый аргумент, а козырей больше нет. Такие дела.

- Вы мне поможете?

- Помогу.

- А как вас зовут?

- Никак. Тебе это надо?

- Надо же к вам как-то обращаться.

- Тогда зови просто Абрек*.

- Вы же русский!