Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

— Но вы все, — продолжает Майкл, вновь глядя на нас, — вы делаете нашу жизнь здесь куда интереснее. Вы не просто студенты, не чужаки, вы — неотъемлемая часть нашей работы. Вы — свои. Так что, думаю, я не одинок, когда говорю: добро пожаловать в семью.

Опять аплодисменты. Если бы это была речь Эверли, я бы поверила, но по какой-то причине словам Майкла не доверяю ни на йоту.

Я возвращаюсь к своему супу. Он насыщенный, идеально соленый, с крупными кусками дикой семги, и слушаю, как остальные ученые представляются. Азиатка — доктор Джанет Ву, очень мягкая, кажется, ей некомфортно быть в центре внимания, именно она будет учить нас в лаборатории. Затем — женщина с ожерельями, жизнерадостная Изабель Карвальо из Бразилии, руководитель геномной лаборатории. И мужчина с бритой головой — Габриэль Эрнандес из Мексики, глава морских наук.

Потом Кинкейд. Он очень краток — просто называет свое имя и больше ничего не говорит. Кажется, он человек немногословный.

Когда они заканчивают, то уходят, и нам приносят жареную курицу. Несмотря на голод, я смогла съесть только половину супа и сомневаюсь, что смогу осилить курицу.

Я снова толкаю Лорен.

— Кто эта рыжая? — спрашиваю, стараясь не слишком заметно указать на девушку.

Она бросает взгляд и качает головой, насаживая курицу на вилку.

— Не знаю. Ее не было в классе. Новенькая?

Но если она новенькая, то где Амани? Здесь двенадцать человек. Амани была бы тринадцатой?

Я не говорю об этом Лорен — не хочу показаться одержимой и странной в первый же день. Честно говоря, не понимаю, почему я так зациклена на Амани.

Хотя… возможно, понимаю. Чем больше я об этом переживаю, тем меньше думаю о своих настоящих проблемах. О той самой беде, что скоро должна случиться.

Когда ужин заканчивается, я иду в свою комнату распаковывать вещи, а Лорен, Мунавар и Джастин отдыхают в общей комнате. Мне бы хотелось присоединиться и попытаться быть общительной, но думаю, лучшее, что я могу сделать — принять «Найквил»14, который купила в аэропорту Ванкувера, и лечь спать.

Но после распаковки не могу найти ни «Найквил», ни свои наклейки с Ванкувера, ни брелок. Да и часть одежды исчезла. Клянусь, я брала белое худи «Стэнфорд», любимую пижаму (на самом деле это огромная футболка с Мисс Пигги15, которой уже лет десять и скоро она вся изорвется), и черные кроссовки «Найк». Теперь у меня только белые — и они вряд ли долго проживут в этой грязи.

Я сажусь на край кровати и пытаюсь вспомнить, куда могла положить вещи, решая, что, скорее всего, оставила их в гидросамолете. К счастью, нахожу бутылочку мелатонина и принимаю одну таблетку. Иногда он помогает, иногда нет, но я боюсь, что не смогу уснуть — мысли будут кружиться вокруг всех «что, если».

Стараюсь обустроиться как дома. Выполняю ночной ритуал: смываю макияж, ухаживаю за кожей, делаю упражнения для лица от боли в височно-нижнечелюстном суставе, выключаю свет. Вот-вот собираюсь лечь, как прохожу мимо окна.

И замираю.

Под кедром, освещенный только тлеющей сигаретой, стоит темная фигура. Я чувствую его взгляд на себе, хотя не могу разглядеть, кто это.

Он наблюдает за мной без стыда и смущения.

Потом медленно поворачивается и уходит.

И только тогда я узнаю его.

Кинкейд.

ГЛАВА 6

Я, наверное, сплю.

Точно сплю.

Лежу на кровати, комната погружена в темноту. Холодный воздух проникает через открытое окно, принося с собой аромат кедра, моря и табака.

Я голая, смотрю в потолок, а сильные теплые руки крепко держат меня за бедра, тянут к краю кровати.

— Какая красивая киска, — хриплый голос шепчет между моих ног. — Слишком тугая маленькая киска для такой грязной сучки.

Я краснею, слова разжигают меня так же, как его язык, скользящий между моими бедрами. Я хочу его так сильно, что готова содрать с себя кожу.

— Скажи мне, чего хочешь, Сид, — мужчина дует на мой клитор, и я сжимаю его голову ногами. — Хочешь, чтобы я лизал твою сладкую киску, пока ты не взорвешься и не будешь умолять меня? Сделать тебя такой мокрой, что ты будешь сквиртить прямо мне в лицо? Или этого уже недостаточно, чтобы тебя удовлетворить? Нет. Ты хочешь, чтобы я засадил свой член в эту тугую дырочку, хотя мы оба знаем, что он туда не влезет.

Я стону, поднимая бедра, прохладный воздух ласкает тело, соски твердеют, но это не гасит огня под кожей.

— Хочу… — шепчу охрипшим голосом, не в силах выразить словами весь этот бурлящий в душе порыв. Хочу, чтобы он унижал меня, хочу ощущать страх, который вызывают его слова, хочу избавиться от всех своих оков. Хочу его член, его руки, его язык. — Хочу, чтобы ты сказал мне заткнуться и терпеть, как грязная шлюха.

Зловещий хмык. Он поднимает голову, я поднимаю свою.

Наши взгляды встречаются — дымчато-серые глаза, которые смотрят прямо в душу.

— Это можно устроить, — тихо произносит Кинкейд с извращенной улыбкой.

Адреналин разливается по телу при одной лишь мысли, пока всё не начинает мутнеть, и погружается в черноту.

Потом — ничего.

Ничего, кроме желания, потребности и…

Резкий звонок будильника заставляет меня резко сесть. В панике оглядываюсь, ищу источник звука и бью по будильнику, пока тот не замолкает.

Я выдыхаю дрожащим голосом: «Чёрт возьми». Прижимаю пальцы к шее — пульс бешено стучит. Не могу понять — сердце бешено колотится из-за сна или из-за оглушающего будильника.

Наверное, и то, и другое.

Это был сон, правда?

Поднимаю одеяло, почти ожидая увидеть себя голой, но, конечно, я все ещё в своих шортах с грибами. Утренний свет льется через окно — оно закрытое.

Вспоминаю: перед сном я видела Кинкейда, стоящего под окном, курящего сигарету и смотрящего на меня.

Может, это тоже был сон?

«Ты должна надеяться, что это был сон», — говорю себе, вставая с кровати. Иду к окну и смотрю на кедр за стеклом, в тусклом и сером свете. «Тебе совсем не нужен профессор, который ошивается у окна».

И всё же от этой мысли у меня между ног пульсирует, хотя, наверное, эту остаточную возбужденность стоит списать на сон.

Я качаю головой и смотрю на часы — шесть тридцать утра. После завтрака, который в восемь, у нас будет занятие. Мне больше всего сейчас нужен холодный душ.

Беру косметичку и полотенце, выглядываю в коридор. Слышу шорохи в соседних комнатах, но одна из душевых в конце свободна, и я поспешно иду занять ее, чтобы никто не успел раньше.

Душ просторный и комфортный, но я не задерживаюсь — слышу стук в дверь.

— Пять минут, — звучит резкий голос. Я сразу понимаю, что это Клэйтон.

Я вздыхаю и начинаю аккуратно смывать кондиционер, стараясь не запачкать стены. Он фиолетовый, для нейтрализации желтизны в темно-русых волосах — дорожный миниатюрный флакон, украденный в момент отчаяния в «Таргете».

Выхожу из душа и одеваюсь в пижаму, как раз к тому моменту, когда он снова стучит. В полотенце идти мимо Клэйтона — слишком высокий риск.

Открываю дверь, он смотрит на меня с жадностью.

На мои груди, конкретно. Я крепко сжимаю полотенце.

— Надеялся, что это ты, — говорит он, едва встречая взгляд.

Я хмурюсь и прохожу мимо него, обходя его стороной, вода с волос стекает по спине.

— Эй, кажется, мы сначала не нашли общий язык, — кричит он вслед.

Игнорирую его. Не хочу создавать себе проблемы — учитывая моё положение, но если он продолжит в том же духе и хоть немного попробует домогаться, я сдам его по полной.

Закрываю дверь на ключ, собираюсь. Пытаюсь забыть встречу с Клэйтоном, но мысли всё равно возвращаются к Кинкейду, ко сну. Он действительно стоял под моим окном? Помню, как собиралась выключить свет, и тут мой взгляд поймал тлеющий огонек. Сон казался таким реальным, но теперь уже кажется расплывчатым, как и все сны. Но он, курящий под окном? Это ощущается настоящим.

«И что с того?» — думаю я, доставая из шкафа маленький фен. Он не может выйти на перекур? Скорее всего, Кинкейд даже не смотрел на меня — я же не видела его глаза. Может, это был кто угодно другой.