Долина смерти (ЛП) - Халле Карина

Вопль агонии вырывается из его глотки, когда он вцепляется в горящую ткань, в свою опаленную плоть. Звук больше не человеческий — высокий, заунывный вой, который отзывается в моих костях.

— Сейчас! — кричу я Обри. Вместе мы бросаемся вперед, наши горящие орудия одновременно врезаются в грудь Адама, отбрасывая его назад с объединенной силой.

Он спотыкается, руки бешено молотят воздух, пытаясь удержать равновесие. Еще один шаг назад — прямо в самое сердце горящих останков хижины. Пламя бросается навстречу, охватывая его в обжигающих объятиях.

Крик Адама поднимается до невозможной высоты, когда огонь поглощает его — не только его одежду, не только плоть, но и сам голод. Его борьба становится безумной, бесчеловечной, его тело мечется против неизбежного.

Затем, внезапно, он замирает — почерневший силуэт на фоне бушующего огня, руки протянуты, словно в последней мольбе. Затем, наконец, он падает в самое сердце огня, смешивается с дымом, возвращаясь в горы, которые его создали.

Я поворачиваюсь к Обри, испытывая облегчение.

— Мы сделали это, — выдыхаю я. — Все кончено.

Но когда я тянусь к ней, земля под нашими ногами резко сдвигается. Интенсивный жар от огня ослабил снежный покров, вызвав обвал на склоне.

— О, черт. Бежим! — кричу я, хватаю ее за руку и тяну параллельно склону.

Мы мчимся прочь от горящей хижины, снег обрушивается вниз в неудержимой волне. Рев оглушает, словно на нас несется товарный поезд. Я тяну Обри за собой, мы оба продираемся сквозь снег по колено к линии деревьев.

Я рискую взглянуть и вижу стену белого, несущуюся вниз, догоняющую нас с ужасающей скоростью.

Нам не успеть.

Обри спотыкается, ее усталость от битвы, наконец, настигает. Я хватаю ее за руку, пытаясь подтолкнуть вперед, но задержка стоит нам драгоценных секунд. Передний край лавины почти у ног.

— Беги! — кричит она, отталкивая меня. — Дженсен, беги!

Вместо этого я толкаю ее к огромной сосне прямо впереди.

— Лезь! — приказываю я, подталкивая ее в последний раз, прежде чем повернуться лицом к снежной волне, как будто одно мое тело может каким-то образом защитить ее от ярости природы.

Лавина обрушивается на меня, швыряя. Мне удается схватить ствол сосны, когда снег проносится мимо. Но Обри не так повезло. Хотя она и добралась до нижних веток, огромная сила снега срывает ее, прежде чем она успевает забраться выше.

— Обри! — кричу я, когда ее уносит в бушующей белой массе.

Когда первый натиск проходит, я вырываюсь и шатаюсь в направлении, где в последний раз видел ее. Ландшафт преобразился. Даже хижины больше нет.

— Обри! — снова зову я, отчаяние нарастает, когда в ответ лишь тишина. Я отчаянно ищу, высматривая хоть какой-нибудь знак. Пятно цвета на белом привлекает мой взгляд — край ее черной куртки, едва видимый под сугробом. Я копаю голыми руками, игнорируя боль, когда кристаллы льда рвут мою кожу.

Она без сознания, когда я откапываю ее, кровь течет из раны на виске. Ее грудь поднимается и опускается с неглубоким дыханием, но кожа уже приобретает синеватый оттенок от холода и нехватки кислорода.

— Останься со мной, — бормочу я, беря ее безжизненное тело на руки. — Не смей умирать у меня на руках, Обри Уэллс.

Я могу только надеяться, что она умеет выполнять приказы.

37

—

ОБРИ

Я сплю.

Я с Лейни, мамой и папой. Это год до маминой смерти, наш последний семейный отпуск. Мы едем в Санта-Круз впервые и в последний раз. Мы с Лейни так взволнованы: набережная, пирс, аттракционы и сладкая вата! Я только что посмотрела «Пропащие ребята» по телевизору и мечтаю встретить настоящих вампиров.

Но папа тормозит у обочины на горном серпантине. Перед нами — залив, океан, уходящий за горизонт. Небо в нежных красках заката. Я не помню, чтобы мы здесь останавливались.

— Здесь мы тебя оставим, малышка, — говорит папа.

Мама выходит и открывает заднюю дверь «Вольво». Я вылезаю, в замешательстве. Лейни уже у каменной стены смотровой площадки, протягивает мне руку.

Я иду к ней, не понимая, что происходит.

Она берет меня за руку.

Ее кожа холодная.

— Видишь эти облака? — говорит она. — Там мы будем.

Папа и мама присоединяются к нам, стоят по обе стороны, положив руки мне на плечи.

Их кожа тоже холодная.

— Куда вы? — спрашиваю я.

— Туда, где наше место, — говорит мама, нежно улыбаясь мне. — Мы увидимся там тоже, однажды, но не сейчас. Сейчас еще рано. У тебя слишком много работы.

— Работы? — говорю я. Но я же просто ребенок. У меня нет никакой работы, разве что она говорит о домашнем задании.

— Ты хорошо справляешься, — говорит папа, сжимая мою руку. — Я знаю, это нелегко, но ты помогла стольким людям.

О чем он говорит? Почему они все такие холодные? Почему мы не едем в Санта-Круз?

— И мне, — говорит Лейни, обнимая меня. — Ты, наконец, помогла мне освободиться.

— Я так горжусь тобой, милая, — говорит мама, целуя меня в макушку. — А теперь иди и проживи остаток своей жизни.

Затем они все поворачиваются и идут к машине. Я хочу побежать за ними. Я пытаюсь, но словно замерла на месте. Могу только смотреть, слезы катятся по моим щекам, как они садятся в машину: папа за рулем, мама рядом с ним, Лейни на заднем сиденье.

Они все машут мне, посылают воздушные поцелуи.

— Мы любим тебя, — кричит Лейни из опущенного окна. — Увидимся позже, аллигатор.

Они уезжают по шоссе, теперь совершенно пустому, исчезая из виду.

И я понимаю, что произошло.

Куда они направляются.

И почему я должна остаться.

***

Я сплю.

Идет снег.

Монстры.

Голубые глаза.

Лейни.

Кровь.

Открываю глаза и вижу ночное небо. Звезды и луну. Верхушки деревьев.

«Не оставляй меня, не оставляй меня», — звучит голос.

Я улыбаюсь и смотрю в ночь, пока все не погружается во тьму.

***

— Обри, — поет голос моей сестры. — Обри-обрикосик, — говорит она мое прозвище. — Пора просыпаться.

Я выныриваю из тьмы, но за моими веками яркий свет. Я не хочу открывать глаза.

— Лейни, — шепчу я.

— Спокойно, — звучит голос. Женский голос, но я его не узнаю. — Просыпайся медленно.

— Кто вы? — шепчу я, поворачивая голову набок. Потом вспоминаю.

Я вспоминаю ковбоя.

— Где Дженсен?

— Я здесь, — слышу его хриплый голос, чувствую, как его рука нежно сжимает мою, и вижу его лицо. Мне нужно несколько раз моргнуть, дабы убедиться, что он реален. На нем нет шляпы, борода подстрижена, и, несмотря на царапины, порезы и синяки, он выглядит невероятно красивым.

— А это Маргарет, — говорит он. — Ты в надежных руках.

— Где…? — начинаю спрашивать я, но когда пытаюсь сесть, комната начинает кружиться, кровь стучит в ушах. Дженсен мягко опускает меня обратно.

— Расслабься, — успокаивает женщина. — Никаких резких движений. Ты еще не выбралась из леса, так сказать.

Женщина — Маргарет — маячит на краю моего зрения. Ей около пятидесяти, с седыми прядями в темных волосах и серьезным видом человека, привыкшего иметь дело со сложными пациентами.

— Ты на ранчо «Потерянный след», — объясняет она, с ловкостью проверяя капельницу в моей руке. — Дженсен привез тебя сюда четыре дня назад.

Четыре дня. Сначала эти слова не имеют смысла. Я пытаюсь собрать вместе свои последние четкие воспоминания — горящую хижину, смерть Адама, рев снега, несущегося на нас, крик Дженсена, зовущего мое имя, когда тьма поглотила.

— Что случилось? — мой голос охрипший. — После лавины… я не помню.

Дженсен и Маргарет обмениваются взглядом, не говоря ни слова.

— Ты провалилась, — произносит Дженсен ровным голосом, стараясь не выдать своих чувств. — Черепно-мозговая травма, три сломанных ребра, перелом лодыжки. Я вытащил тебя из-под снега без сознания.

Я касаюсь головы, ощущая тугую повязку. Отсюда и пульсирующая боль, и словно сквозь вату доносящиеся звуки. Нога под одеялом зафиксирована, и каждый вдох вызывает резкую боль в груди.