Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

На этот раз я лежу на животе.

Совсем голая, моя грудь прижата к столу в лодке Кинкейда.

Мои руки связаны за спиной. Я чувствую, что это веревка — волокна впиваются в кожу, затянуты болезненно туго, именно так, как я люблю.

Поднимаю взгляд, ожидая увидеть на стене картину с орлом.

Но вместо нее — картина с изображением могилы, на которой растут грибы.

Что-то под землей шевелится, пробивается наружу.

Что-то на этой картине реально и вот-вот родится.

— Не смотри, — голос Кинкейда груб и повелителен, он звучит у самого моего уха. — Не делай ничего, пока я не прикажу.

Его рука скользит вдоль моего позвоночника — от плеч до самой попы, и лишь через мгновение я понимаю, что на нем перчатка. Он проводит рукой обратно вверх и затем прижимает мою голову к столу.

— Лежи смирно, — он говорит хрипло. — Не смей шевелиться, не смей издавать ни звука, иначе отправишься спать со связанными руками, с распухшей киской, умоляющей о ласке, — он наклоняется ближе, проводит языком по краю моего уха, заставляя меня содрогнуться. — Хотя, с другой стороны, я обожаю, когда ты умоляешь. Да и твоей киске, думаю, это тоже нравится.

Он отстраняется, а я держу глаза закрытыми, прижавшись лицом к столу. Холодный воздух ласкает заднюю поверхность моих бедер, и я слышу шум — он выдергивает ремень из пряжки. У меня нет и мгновения, чтобы приготовиться, как…

ЩЕЛК.

Кожа обжигает мою плоть, обрушиваясь на ягодицы, — боль острая, сладостная.

Я взвизгиваю, не в силах сдержаться. Чувствую себя будто под током, ожившей.

— Я тебе что сказал? — рычит Кинкейд. Он протягивает руку вперед, сжимая мои волосы в кулак, откидывает мою голову назад, произнося прямо в ухо. — Непослушная маленькая шлюха.

Я сжимаю бедра, пытаясь облегчить огонь внутри.

Он тут же проводит рукой между моих ног и раздвигает их.

— Сейчас я возьму тебя как следует.

Он отводит руку назад, и я чувствую, как головка его члена упирается в мою влажную дырочку. Я не могу не двинуть бедрами, желая его, умоляя, чтобы он вошел глубоко.

— Пожалуйста, — умоляю я его.

Но ничего не происходит.

Его больше нет за моей спиной.

Я больше не на столе.

Я на чертовом полу в своей комнате, буквально извиваюсь на ковре.

Какого черта?

Переворачиваюсь и смотрю в потолок, переводя дух.

Снова этот гребаный сон.

Но как я оказалась на полу?

Я сажусь. По тому, как мое тело все еще пульсирует, я понимаю, что снова кончила во сне.

Не могу понять, усиливают ли эти сны мое влечение к Кинкейду или как-то помогают снять напряжение. Может, я смогу держаться на расстоянии, если буду продолжать получать то, что хочу, в своих снах. Но кончить на полу своей комнаты — это уже какое-то запредельное сумасшествие.

Я встаю на ноги, пошатываясь, и мне немного стыдно, хотя никто меня не видел.

Хотя я бы отчасти хотела, чтобы Кинкейд видел.

Думая о нем, я подхожу к окну. Будильник показывает три часа ночи — не лучшее время для бодрствования, но, возможно, он как раз патрулирует территорию в поисках медведя.

Но, выглянув в окно, я не вижу ни души. Только луна пробивается сквозь деревья, и земля кажется покрытой осколками света.

В дверь стучат.

Быстро и легко.

Я замираю, и холод пробегает у меня по спине.

Блядь. Только не снова.

Только не снова.

В этот раз я никуда не уйду.

Снова стук.

Затем…

— Сидни, — взволнованно шепчет девичий голос. — Быстрее! Это происходит! Это правда происходит! Встретимся на поле.

Он звучит знакомо.

Он звучит прямо как…

Амани?

Но этого не может быть.

Половицы скрипят, вслед за звуком чьих-то торопливых шагов вниз по лестнице.

Я быстро надеваю тапочки и халат, отпираю дверь и вытаскиваю ключ из замка. Коридор пуст и все еще плохо освещен, но хотя бы электричество на этот раз есть.

С замирающим сердцем я запираю дверь и прячу ключ в карман. Затем бегу вниз по лестнице в общую комнату как раз вовремя, чтобы увидеть закрывающуюся входную дверь.

Торопливо иду вперед, огонь в камине догорает до углей, в комнате темно, и я вырываюсь в ночь. Замечаю Амани, забегающую за угол, и следую за ней по тропинке, преследуя ее, пока мы не минуем лабораторию и не выходим на гравийную дорогу, ведущую от пристани к технической зоне. Земля хрустит под ногами, и этот звук эхом разносится между деревьями.

Она продолжает идти в травянистое поле, где стоят пустые лодочные прицепы, а затем останавливается и начинает кружиться с поднятыми к небу руками.

— Разве это не потрясающе? — восклицает она.

Я смотрю на нее, пытаясь понять, что происходит, пока не осознаю, почему Амани кружится и улыбается как ненормальная.

Белые хлопья падают с неба.

Идет снег.

Черт возьми, идет снег.

Холод сразу же сковывает меня. Мои голени, нос, щеки, открытая часть груди — хлопья касаются кожи и тают. Прижимаю халат ближе к себе, желая, чтобы мой мозг просто поспевал за происходящим.

— Они говорили, что здесь не бывает снега, даже зимой, и все же посмотри на это! — кричит она, ее дыхание — пар. — Это мечта, ставшая реальностью.

Я могу только стоять на месте и смотреть, моргая от хлопьев, которые собираются на ресницах.

— Ты ненастоящая, — шепчу я.

— Нам так повезло! — продолжает кружиться она, затем указывает на меня. — Тебе так повезло, что Эверли не волнует твоя стипендия. Ты же ее любимица.

Я медленно иду к ней, ужас начинает просачиваться в мои кости, как холод, потому что Амани отправили домой на самолете. Амани здесь нет. Кто-то занял ее место.

Но что, если Амани вообще не уезжала домой?

— Амани. С тобой все в порядке? — спрашиваю я дрожащим голосом. — Что с тобой случилось? Где ты жила? Как ты узнала об Эверли и моей стипендии?

— Сидни Деник, золотая девочка, — теперь Амани смеется, кружась все быстрее. — Кто бы мог подумать? Что ж, этот профессор Эдвардс скоро пожалеет, ты станешь успешнее его.

Я останавливаюсь. Нет. Все это неправильно.

Смотрю на небо. Все еще идет снег, хлопья освещаются светом из сарая. На улице так тихо, так спокойно, а снег падает и падает.

Становится холоднее.

«Это реально», — говорю я себе, чувствуя хлопья на коже и в волосах, кусачий холод. Снег в начале июня — странно, но возможно. Но реальна ли она?

Внезапно она берет снежок и бросает его в меня.

Он попадает мне прямо в лицо.

Я задыхаюсь, быстро вытирая снег из глаз, с носа и волос. Когда я смотрю на свою руку, она красная. Либо снег поранил мне лицо, либо у меня снова идет кровь из носа.

Поднимаю взгляд, моргая сквозь белую пелену. Амани исчезла.

Я кручусь вокруг, ища ее.

— Амани! — зову.

Вокруг только деревья, их ветви теперь покрыты снегом, словно сахарной глазурью. Они стоят там, как невозмутимые наблюдатели, не давая никаких подсказок.

Она могла убежать к лесовозной дороге, к сараю, в лес или просто обратно туда, откуда пришла. Но я больше не хочу ее преследовать.

Я не доверяю ей.

Не доверяю своему разуму.

Не доверяю этому месту.

ГЛАВА 16

Я торопливо иду по тропинке под дождем, папоротники тянутся ко мне, задевая джинсы, а куртка поднята над головой вместо зонта. Я пришла пораньше на сеанс с Кинкейдом, но не хотела терять время и хотела поскорее поговорить с ним, к тому же мне не терпится спрятаться от дождя.

Сначала я ненадолго забрела в техническую зону. После вчерашнего снега мне нужно было проверить, остался ли он на земле. Конечно, из-за дождя от него не осталось и следа.

Я бегу по гравийной дорожке, когда слышу шорох позади.

Останавливаюсь, думая, что, возможно, снова увижу Амани.

Но там никого нет. С кедров капает дождь, брызгая на листья. И все же у меня возникает неприятное ощущение в основании черепа — чувство, что за мной наблюдают.