Джуэл Э. Энн - Нераспустившийся цветок (ЛП)

— О чем ты, черт возьми, говоришь?

Я опускаю окно с моей стороны и надеваю кепку «Ред Сокс».

— Вивьен — это та девушка, которая упала на меня в метро и испачкала пончиком. Благодаря тебе, я теперь выгляжу как настоящая задница, потому что ты разболтал мои комментарии по поводу ее побега.

Ченс смеется.

— Черт, ты удачливый сукин сын! Мне следует начать ездить на метро. Я, вероятно, упускаю огромную часть нетронутого женского населения. Они зря тратят свое время, врезаясь в тебя, в парня, который никогда не уделит им времени.

— Ты прав. Меня это не интересует.

***

Рискуя тем, что осталось от мужественности, согласно какому-то философскому дерьму, должен признать, что копаться в грязи и находиться целый день на солнце каким-то образом возымело терапевтический эффект. Не могу устоять, чтобы мысленно не похвалить себя за то, что пришел к таким выводам без помощи психотерапевта. Чтобы сэкономить сто сорок долларов в час я могу спросить сам себя, что я чувствую и почему. Я думаю, что чувствую меньше обиды, чем при помощи всех тех проклятых терапевтов в Портленде.

Мы добавляем клумбы для отеля в районе Морского порта, чтобы они могли использовать свежие овощи и травы в своем ресторане. Просто одна из миллиона причин, почему я люблю этот город.

— Хочешь куда-нибудь пойти сегодня? — спрашивает Ченс, смешивая удобрения с почвой.

— Нет.

— Тара возьмет с собой сестру. Мы собираемся в какой-то новый Итальянский ресторанчик возле пристани, а затем к Майку поесть канноли[4].

— Кто такая Тара? — сев на пятки я вытираю пот с брови низом футболки с шоколадным пятном.

— Девушка, с которой я приходил на ужин в честь дня рождения мамы.

— Не заинтересован.

— Оливер, тебе нужно куда-нибудь выходить.

— Ты не знаешь, что мне нужно, и я говорил тебе не упоминать о моем проклятом прошлом.

— Черт побери, чувак! Я не говорю о твоем прошлом. Я говорю о настоящем! Просто ужин с привлекательной женщиной. Она чудесная и только закончила МТИ[5]. Такая же заучка, как и ты. Это нормально хоть иногда позволять милой попке заставлять твой член дергаться. Дай отдых своей руке.

— Отцепись!

— Никто так больше не говорит, но в любом случае, ты многое теряешь.

Я ненавижу, что он прав, но я лучше откушу себе руку, чем признаюсь в этом вслух.

— Извини, Ченс, я просто… блин, я просто не готов. Я не говорю, что никогда не буду этого делать, просто не сейчас.

Он хлопает меня по плечу.

— Не волнуйся, брат.

Глубоко вздохнув, я закрываю глаза и пытаюсь отбросить образ одного человека, который заставляет мой член дергаться. И когда у меня это не получается, решаю закругляться. Не похоже, что у моей руки будет отдых в ближайшее время.

Уже два месяца, как я начал новую жизнь. Большую часть времени я чувствую себя как зомби. У пищи нет вкуса, я вижу солнце, но не могу чувствовать его тепло, в комедиях нет юмора, и монотонная жизнь окрашена приглушенными тонами. По крайней мере, все было именно так, пока на прошлой неделе я не начал работать вместе с братом.

Проживая в Кембридже, я езжу на Красной ветке метро до Южной станции. Каждое утро на прошедшей неделе я сидел напротив этой длинноногой женщины с волосами цвета вороньего крыла, спадающими непослушными локонами на ее изящные плечи и спину. Мягкие зеленые глаза глядели украдкой через длинные сексуальные ресницы, околдовывая меня, и я поймал себя на том, что сосредоточенно наблюдаю за ней, когда она ест пончик с кремом и шоколадной глазурью. Она делает полный беспорядок из этого, и к тому времени, когда заканчивает, у каждого парня в вагоне уже стойкая эрекция, пока они наблюдают за ней, слизывающей липкую сладость со своих полных губ и каждого длинного пальца, как звезда порнофильма «Данкин Донатс»[6].

Поэтому теперь единственная вещь, запах которой я слышу — это смесь ароматов кофе и пончиков. Я могу почувствовать вкус сладких вишнево-красных губ, которые я никогда не поцелую. Глупо, что я так увлечен ей, что одна лишь мысль о метро вызывает у меня жалкую улыбку, а ее образ возникает, словно в пьяном угаре, как только закрываю глаза. Но больше всего беспокоит то, что она заставляет оживать те части моего тела, которые я поклялся больше не использовать никогда.

Я так опьянен.

Глава 2

Добро пожаловать

Вивьен

— Привет, сучки, самое время вам показаться, — я обнимаю Кая и Алекс.

— Прости, Цветочек. Шон и Кай опоздали, — Алекс пронзает Кая буравящим взглядом, обнимая меня.

— Я ненавижу, когда ты ее так называешь, — говорит Кай, сжав челюсти.

— Она называет нас своими сучками, а ты все еще думаешь, что называть ее Цветочком, будто мы оба не знаем, что вытатуировано у нее на спине, это как? Неуважительно?

Я переплетаю наши с Каем мизинцы, а затем игриво подталкиваю его в плечо.

— Я могу придумать прозвище похуже.

Он не перестает хмуриться. Алекс думает, что знает все о событиях, которые заставили меня сделать татуировку, но это не так. Кай был там, и как бы он не хотел забыть, насколько та ночь изменила мою жизнь, он не может. Я надеюсь, что однажды мы сможем вспоминать какими мы были, а не какими стали.

— Я ненавижу ту проклятую татуировку, — говорит он.

— Ну, хорошо, что она моя, а не твоя. Кроме того, у Кейт на щиколотке вытатуирован знак бесконечности.

— Ах, Кай и Кейт. Это так плохо, что вы выглядите, как Кен и Барби, но серьезно, слышать ваши имена вместе — это слишком, — насмехается Алекс.

— Я не похож на Кена.

— Может быть, не на светловолосого Кена, но ты мог бы сойти за смазливую темноволосую куклу-мальчика, а Кейт определенно Барби. Я никогда не видел ее без каблуков. Ее ступни постоянно находятся в таком положении? Она ходит на носочках даже когда босая?  — Алекс смеется.

— Отсоси у меня, Алекс.

— Боюсь, что нет, детка. Мечта Шона о сексе втроем включает меня и Цветочка.

— Хватит, вы двое! — я складываю руки в форме буквы Т.  — Я иду домой, пока вы помогаете Мэгги закрыться. Попытайтесь быть милыми.

— Я сегодня не буду ночевать дома,  — говорит Алекс, когда я перекидываю сумку через плечо.

— Ты никогда не ночуешь. Передавай Барби… я имею в виду Кейт, привет, — я хихикаю, подмигивая Каю

Он проверяет, никто ли не смотрит, а затем машет на прощание рукой, показывая средний палец.

***

Я надеваю наушники и уплываю вместе с Эдом Шираном[7] пока еду в метро обратно до Гарвардской площади. На Южной станции такое знакомое лицо заходит в вагон. Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся.