Роузи Кукла - С милой рай и в шалаше

Потом, где–то через час ведет меня в баню, что в сарае за домом. На улицу нос не высунуть, так мокро и холодно. Иду, а сама себе говорю: зря я согласилась. Но передумать поздно, я наверное еще разболеюсь, после того, как с мокрой головой по двору…

— Ну, быстро! — Говорит Глашка. За руку цап и затащила в предбанник.

— Ух, ты? А я и не знала, что тут дворец деревянный и теплота! Вот это да!

— Так все с себя! Я белье замочу. А ты не стой, не стой, голубушка, вон давай, скидывай портки.

— Какие портки, Глашка, ты что? Ты хоть знаешь, что значит портки?

— Так, не умничай! Давай живо, как солдат, раз, два и в дамках! И не дает даже опомнится, раз — и стянула с меня эти самые портки… Потом толкнула к двери и говорит:

— Как зайдешь, присядь.

— Зачем? — Я не успеваю ее расспросить, как она меня раз в спину рукой и за дверь!

Я как зашла, тут же назад в дверь:

— Глашка, открой! Я сварюсь, ты что? — А она из–за двери все о том, чтобы я присела, переждала, отошла…

Делать нечего, как — то надо же спасаться из этого пекла, вот и присела. И надо сказать, что через минуту у меня нос как начал, а следом кашель…

— Глашка, открой, дура! Я горю, мне дурно….

— А ты терпи. — Слышу из–за двери. — Попробуй подняться на полати.

— Какие к черту полати? Ты русским языком говори. А то палати какие–то придумала, еще скажи…

— Так, пропусти… — Толкает дверью, но не дает выскочить, схватила и тянет на ступени, которые уходят вверх, словно в облака.

— А…а…а! Пусти дура! Ты меня сваришь…

— Лезь давай! Ну же, я кому говорю? — И пихает меня своим животом, толкает ногами к полкам. — Лезь, говорю, а то…

— Мама! Горячо ведь! Обжигает ведь, ты что? Что это? Зачем? Куда положить, под ж…., сама ты Глашка ж…. Ага, не намыленная ж….. вот ты кто!

— А ну еще скажи, особенно про ж….. — Говорит весело и лезет на полку ко мне, загораживая свет своим большим и горячим телом. — Ну, потерпи, родненькая, потерпи,… Сейчас обвыкнешься и полегчает….

Через пятнадцать минут.

Я в блаженстве… Лечу в облаках….,нет, лежу в облаках и касаниях мягких, горячих рук Глашки. А она надо мной колдует. Растирает руками плечи, спину, то ноги, то попку, потом…

— Глашка! Туда не лезь! — Говорю не строго, но сама сжимаю ноги.

— Да ты что? Разве же я туда? Я руками по ногам… Ну, расслабься, ты что? Я туда и не думаю даже… И потом мы же девки с тобой, я не парень чтобы своим….

— Ага, не парень… А знаешь, как девки между собой руками?

— Да то страмота одна! И как это девки не брезгуют?

— Ты же не брезгуешь? Вот и они такие же, как мы…

— Не. е, мы другие… Мы не такие, мы не б…..! То все б….между собой, им уже от их петушков набрыдло и потому они между собой…

— Глашка, а что это ты насчет петушков? Разве же у них петушки?

— Да самые настоящие!

— А мне кажется, что ты неудачно сравниваешь их пенисы с…

— Кого, кого? Это кто же так его назвал? Кто? Медики ученые? Страмота! Да разве же я не права? Петушки они! А петушки потому, что у них так встает поутру вместе с кукареку, что если он им и как …! Потом только и думаешь спросонья, как не забеременеть.

— И что, у них сам так и встает? А разве же так бывает?

— Еще как! У них к самому утру вся мужская сила пребывает, и если нет рядом бабы, то он и стоит так, ожидая отрады.

— Как это так? Стоит и без бабы? Нет, так не бывает….

— Да много ты знаешь? Я, например, у своего парня такое видала не раз, потому и говорю.

— Ха–ха–ха! А вот и завралась! Сама говорила, что только так у них без бабы, а ты же ведь рядом, как бы ты узнала, если бы не рядом?

— Да вот тот, мой парень в меня ….. оттого и узнала. Это у них, как это там… ну, моя хозяйка ведь мне подсказала, но я не вспомню сейчас и боюсь соврать, только все это с гормонами какими–то связано.

— Протестерон! — Блещу своими познаниями.

— Вот, вот, противсерон, вот!

— Что, что? Против чего?

— Ну что ты ржешь? Ну против…Ха. ха…ха!!! Против… серона их на нас! Против…. Ха. ха. ха!

— Ну, ты и дура, Глашка, ну, и тупая…. Да гормон такой у них протестерон, а ты? Как придумает такое, так просто…

— Хочешь сказать, что я тупая? А я вот академиев не кончала, но что касается мужиков, то я в твои годы… Кстати, а тебе сколько, как Марианне? Ах, да! Вы же в одном классе…Вот от того у тебя она и такая….

— Какая такая? Что неправильная, уродливая?

— Да нет, малая еще совсем. У меня, например, в ваши годы она как у настоящей бабы!

— Это как?

— А вот так! Показать?

— Ну, Глашка, ты и дурная, как скажешь? Как это показать? Показать не надо. Тебе что, не говорила мама? Кстати, мне этого вовсе не надо…

— Не надо?

— Нет, не надо. А ты что же…. ты…… а впрочем, чем это она от моей отличается эта твоя…

— А всем! У тебя еще, как у девочки, нецелованный пирожок с этим, ну ….

— С чем? Как его у вас называли в деревне, в городе все зовут его…

— Да знаю, я знаю! А у нас по–простому — сикель, вот.

— Ясно. А то, что у них, как у вас называется?

— А кто как! Кто что увидел или спробовал, так и назвал.

— Ну, а ты как?

— Да забыла я, уже давно это было…

— Глашка, не ври! Такое никакая баба не забывает, говори!

Она тяжело вздыхает. Я сажусь, прижалась к ее плечу и тереблю:

— Ну, давай, родная, скажи, выдай….

— Да все разве упомнишь?

— Нет, а ты вспомни. Сперва как? Да кстати, как ты сперва познакомилась с ним.

— Да в клубе, на танцах…

— Глашка! Ты чего? Я не о Ваньке, я о…

— Ну что ты пристала, как банный лист! Как–то назвала, сейчас и не вспомню! Да разве же в этом дело?

— А в чем?

— В чем, чем? Да все в нем! Между прочим, мама говорила, что сразу после войны, в деревне все бабы имели права на живых мужиков. Понимаешь, многих убило, народу скосило страсть, считай, одни бабы остались, и они между собой договорились, чтобы мальчишек своих не портить, уж лучше всем миром на живых мужиков. А что? Я считаю, что справедливо, а так и было! Потом все Чугуевы да Соколовы у нас. Бабы детишек понарожали всем миром, да и мужики те молодцы, всем помогали: избы поправили, огороды вскопали, дров, по хозяйству…

— И что? Это у вас там, что же, матриархат был?

— Да был! Бабы сами мужиков выбирали, не то, что потом…

— А ты?

— А что я? Я как все! Как сказали старшие, так я с ним, с Игнатом своим и на сеновал…

— Как это сказали, а сама? Сама же говорила, что сами бабы выбирали, кого хотели…

— Ну, то было после войны, а потом… Потом, как скажут!

— Ну и порядки у вас там….А замуж как же?