Альфред де Мюссе - Гамиани, или Две ночи сладострастия

Но это было только начало. Отдохнувшие женщины наскоро привели себя в порядок и снова предались любовным утехам. Мы не ощущали необходимости в мужчинах и без них демонстрировали самые вычурные способы наслаждения. Самые развращенные герои древних чувствовали бы себя среди нас новичками. Элефантида и Аретино смогли бы удивить нас только убожеством своей фантазии. Наша изобретательность была воистину дьявольской. Чего мы только ни делали, чтобы возбудить себя и восстановить иссякнувшие силы! Сначала мы принимали ванну из горячей бычьей крови, чтобы сделать кожу и мышцы упругими, потом пили настойку из кантарила, после чего укладывались в постель и растирали себя мазью из желчи арапаимы, что горячит кровь, потом мы пили настойку корня мандрагоры, что изощряет фантазию и способствует неутомимости в любви. Все это делало нас ненасытными в нашей страсти к наслаждениям. И чем неистовее мы удовлетворяли себя, тем безумнее становились наши желания. И когда сила страсти достигла апогея, к нам приводили осла. Лишь он один мог утолить жажду нашей плоти. Это было хорошо выдрессированное животное. Возбуждающее зелье, которым его поили, позволяло ему до рассвета участвовать в наших развлечениях.

В ту памятную для меня ночь я, разгоряченная охватившим меня желанием, безумно металась в бесплодных поисках способа обуздать свою плоть. В этот момент в зале появился осел, встреченный криками восторга. Растолкав всех женщин, устремившихся к нему, я первой оказалась подле животного. Дрожащими от нетерпения руками я схватила его мощный член и, подведя его к заветному отверстию, попыталась ввести туда. Но ослиный снаряд оказался настолько велик, что все мои попытки оказались безрезультатны. Тогда я натерла его мазью, которую мне протянула одна из монахинь. Это помогло, и мгновение спустя я, застонав от боли и страсти, стремительно задвигала бедрами. Мне хотелось, чтобы орудие наслаждения как можно дальше проникло в мое тело, и, несмотря на сильную боль, я все глубже и глубже заталкивала его в себя. Мое наслаждение достигло предела, когда я почувствовала, как густая и горячая жидкость огненной лавой захлестнула меня и обожгла мое чрево. Будто сквозь сон я ощущала, как горячий ручей капля за каплей проникает в глубь моего тела. Любовная нега истомно струилась по моим членам…

Я была измучена, но моя жажда еще не была утолена, и мне захотелось вкусить еще немного блаженства, которое я только что испытала. Чуткое животное, казалось, поняло, что он него требуется, и усердно заработало своим членом. На сей раз наши ласки были более длительными и изнуряющими. Восторг душил меня, безумным криком вырываясь наружу, и снова мой партнер, неутомимый партнер, затопил мое лоно потоком горячей жидкости, и снова я испытала от этого огромное наслаждение, но выдержать это еще раз оказалось выше моих сил, и я потеряла сознание…

Придя в себя, я услышала страстные стоны монашек, забавляющихся с ослом.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила мать Иоанна. — Разве можно так изматывать себя!

— Великолепно! — бодро ответила я и встала.

Чувствовала я себя действительно великолепно, как будто я и не участвовала в этой яростной схватке с животным. Желание вновь овладело мной, и я решила еще раз потешиться с ослом, которого в мыслях уже называла «мой милый ослик», но наступивший рассвет прервал нашу сатурналию, и все мы, уставшие после бессонной ночи, но все еще возбужденные, разошлись по своим кельям, чтобы тоже насладиться, но теперь уже покоем и сном…

Я по-прежнему проводила ночь с Анжелой, но иногда я позволяла себе приводить в свою келью и новых любовниц, в основном молоденьких послушниц. Их свежесть и чистота хотя и не утоляли меня, но очень умиляли и трогали. И все-таки осел больше не выходил у меня из головы, и я с нетерпением ждала дня, когда снова смогу насладиться его неиссякаемой силой…

Но следующая оргия прошла без осла. Насытившись ласками своих подруг, мы, с помощью искусственных приапов, решили превратиться в мужчин и, проткнув друг друга сзади, со смехом бегали по залу, от всей души тешась новой забавой. По иронии судьбы я оказалась последней в этой веренице и, оседлав переднюю, сама осталась неоседланной. Каково же было мое изумление, когда я почувствовала, что сзади в меня вонзился член, причем совсем не искусственный! Как среди нас оказался обнаженный мужчина, было неизвестно. От неожиданности я громко закричала. Живая гирлянда тут же распалась, и девушки бросились на непрошеного гостя. Каждой хотелось изведать естественного наслаждения.

Вскоре несчастный юноша совершенно обессилел, но ненасытные женщины требовали от него все новых и новых ласк. Когда, наконец, очередь дошла до меня, он пришел в полную негодность. Но я решила во что бы то ни стало пробудить к жизни его поникший приап. Улегшись на беднягу, я с таким усердием принялась сосать его член, что тот вскоре воспрянул, ожил для нового наслаждения. И это наслаждение пришло, когда я со сладким чувством уселась на скипетр, завоеванный мною. Неистовые ласки, которые я дарила юноше, окончательно измучили этого несчастного, и после меня никому уже не удалось вернуть его к жизни.

После того, как монахини после безуспешных попыток поняли, что им уже ничего не получить от бедняги, они без колебаний решили умертвить его, опасаясь, что, выйдя из монастыря, он разболтает о том, что увидел. Я единственная из всех была против этого злодейства, но спасти несчастного мне не удалось. На шею ему накинули петлю и конец веревки перебросили через крюк, поддерживавший люстру. Я отвернулась, чтобы не стать свидетельницей страшного зрелища… И тут сама настоятельница совершила поступок, который изумил всех своей жестокостью. Дело в том, что, почувствовав близость смерти, мужчина вдруг возбудился и член его восстал. Мать Иоанна, не желая упустить этот замечательный момент, обвила тело повешенного руками и ногами и слилась с ним прямо в воздухе. Веревка не выдержала двойной тяжести, оборвалась и настоятельница с повешенным упали на пол. От падения юноша пришел в себя и, вскочив на ноги, бросился было бежать, но монахини поймали его, повалили на пол и тут же задушили.

Потрясенная этим жестоким зрелищем и опасаясь возможных последствий, я в тот же день тайком покинула этот вертеп разврата и злодейства. Через несколько дней я была уже в Париже, где и решила поселиться окончательно, тем более, что к тому времени я была уже совершеннолетней и могла сама распоряжаться своим огромным состоянием. Я купила великолепный особняк неподалеку от Елисейских полей и стала вести светскую жизнь. Сначала я завела себе любовника, но вскоре убедилась, что мужчина не может меня удовлетворить. Тогда я бросила своего любовника и с головой окунулась в жизнь, полную развлечений. Ежедневно я сидела в ложе «Гран-опера», а после спектакля отправлялась в собственном экипаже на один из знаменитых парижских балов, сезон которых был в самом разгаре.