Эрика Леонард Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы

Ознакомительный фрагмент

Что? К чему это ведет?

— И ты думаешь, что, фотографируя меня, тоже будешь видеть только объект?

— Ох… — Кристиан как будто сдувается. Кровь отливает от лица. Он жмурится. — Все так сложно, — шепчет он и открывает глаза. В них тревога, настороженность и что-то еще.

Черт. В чем тут проблема? Что так на него подействовало? Я? Я со своими расспросами о его биологической матери? Пожар в офисе?

— Почему ты так говоришь? — шепотом спрашиваю я, чувствуя, как к горлу подступает паника. Я думала, он счастлив. Думала, мы счастливы. Думала, что принесла ему счастье. Я не хочу смущать его, путать. Мысли разбегаются. Откуда эта внезапная перемена? Он не видел Флинна почти три недели. И это причина? Поэтому он такой пришибленный? Может, позвонить Флинну? И тут меня осеняет. Такие моменты необычайной ясности и глубины случаются крайне редко: пожар, «Чарли Танго», «джет-скай»… Он же просто боится. Боится за меня. А полоски от наручников довели его до точки. Кристиан переживал из-за них весь день и совсем запутался, потому что не привык испытывать неудобства, причиняя боль. От этой мысли мне делается нехорошо.

Он пожимает плечами и снова бросает взгляд на мое запястье, где еще недавно болтался купленный им браслет. Есть!

— Послушай, это ровным счетом ничего не значит. — Я поднимаю руку, демонстрируя еле видный рубец. — Ты дал слово. Да что там, вчера было здорово. Интересно. Перестань изводить себя — мне нравится жесткий секс, я тебе и раньше говорила.

Я заливаюсь краской и из последних сил сдерживаю подступающую панику. Он смотрит на меня пристально, но о чем думает? Может, анализирует сказанное мной? Я сбиваюсь с мысли.

— Это из-за пожара? Думаешь, пожар как-то связан с «Чарли Танго»? Ты поэтому беспокоишься? Поговори со мной… пожалуйста.

Кристиан смотрит на меня молча, и между нами снова пролегает молчание. Вот же гадство! Знаю, от него уже ничего не добьешься.

— Не надо выдумывать лишнего, — негромко выговариваю я, и слова отдаются эхом, тревожа память из недавнего прошлого — его собственное высказывание о том дурацком контракте.

Я наклоняюсь, беру у него с колен коробку и открываю. Он наблюдает за мной пассивно, словно я — какое-то забавное существо с другой планеты. Услужливый продавец уже подготовил камеру к работе, и я достаю ее и снимаю с объектива крышку. Навожу на Кристиана, и рамку видоискателя заполняет его прекрасное обеспокоенное лицо. Я нажимаю кнопку и удерживаю, сохраняя для потомства десять цифровых картинок озабоченного Кристиана.

— Ладно, тогда объектом будешь ты. — Снова нажимаю затвор. На последнем кадре его губы едва заметно вздрагивают. Жму еще, и на этот раз он улыбается — блекло, но все же… Я не отпускаю кнопку и вижу, как напряжение уходит, отпускает. Кристиан расслабляется, и я тихонько хихикаю. Слава богу. Мистер Непостоянство вернулся — и я как никогда рада его видеть.

— Э, это же вроде бы мой подарок, — шутливо ворчит он.

— Предполагалось, что будет весело, а вышло так, что теперь камера — символ женского доминирования, — отрезаю я, делая еще несколько кадров и видя на крупном плане, как меняется выражение прекрасного лица. В какой-то момент глаза Кристиана темнеют, и в чертах проступает что-то хищное.

— Так ты этого хочешь? Доминирования и подавления? — обманчиво мягким голосом спрашивает он.

— Нет, не хочу. Нет.

— Я ведь могу подавить вас по-крупному, миссис Грей, — зловещим тоном обещает Кристиан.

— Знаю, что можете, мистер Грей. И вы часто это делаете.

Он моргает, лицо вдруг вытягивается. Черт, что еще? Опускаю камеру и вопросительно смотрю на него.

— Что не так? — Мой голос звучит разочарованно. Ну же, скажи!

Молчит. Злится. Я снова поднимаю камеру.

— Так что случилось?

— Ничего, — говорит Кристиан и вдруг исчезает из видоискателя. Одним движением сметает на пол коробку из-под камеры, хватает меня, толкает на кровать и… вот он уже сверху.

— Эй! — Я успеваю сделать еще несколько снимков — Кристиан улыбается, и намерения у него самые недобрые. В следующий момент камера уже у него в руках, и фотограф оказывается в роли субъекта — Кристиан направляет объектив на меня и щелкает затвором.

— Итак, миссис Грей, хотите, чтобы я вас сфотографировал?

Я не вижу его лица — только всклокоченные волосы и сломанный ухмылкой безупречно вылепленный рот.

— Что ж, для начала, думаю, запечатлеем вас смеющейся.

Он безжалостно щекочет меня под ребрами, и я пищу, хохочу и верчусь под ним, безуспешно пытаясь схватить за руку и прекратить истязание. Его рот растягивается в ухмылке, а камера продолжает щелкать.

— Не надо! Прекрати! — кричу я.

— Шутишь? — Он откладывает камеру и пускает в ход вторую руку.

— Кристиан! — выдавливаю я, задыхаясь от смеха. Раньше он никогда меня не щекотал. Черт, да прекрати же! Я мотаю головой, пытаюсь вывернуться из-под него, толкаю обеими руками, но он неумолим, и роль беспощадного палача ему явно по вкусу.

— Перестань! — умоляю я, и он вдруг останавливается. Хватает меня за руки, прижимает их к подушке, привстает… Я никак не могу отдышаться. Он тоже. Смотрит на меня… как? Я замираю. Как? Удивленно? Восхищенно? С любовью? Ну и дела. Этот взгляд!

— Ты. Так. Прекрасна, — выдыхает он.

Смотрю на него, на его милое, дорогое, божественное лицо, и он вглядывается в меня так, словно видит впервые в жизни. Наклоняется, закрывает глаза, целует… Его восторг, неумеренная радость, восхищение — это как звонок для моего либидо. Даже не верится, что это все из-за меня. Ох… Он отпускает мои руки, просовывает ладони мне под голову, запускает пальцы в волосы, и я поднимаюсь ему навстречу, наполняюсь его желанием, отвечаю на его поцелуй. А поцелуй вдруг уже другой — не милый, сладкий, восхищенно-почтительный, но греховный, порочный, глубокий, жадный. Язык вторгается в мой рот не дарителем, а завоевателем, жадным и отчаянным, спешащим взять… Желание бежит по жилам, пробуждает мышцы и связки, отдается волнующей дрожью.

Что же не так?

Кристиан резко вздыхает.

— Что ты со мной делаешь, — бормочет он с рвущим душу отчаянием и вдруг опускается на меня, вдавливает в матрас — одной рукой держит за подбородок, другой шарит по телу, мнет груди, гладит по животу, бедрам, тискает снизу. Он снова целует, раздвигает мне ноги коленом, вжимает меня в себя, и его желание рвется через одежду, его и мою. Мой вздох и стон глохнут под его губами, я таю в жаре его страсти. Где-то далеко тревожно звенят колокольчики, но я не желаю их слышать, потому что знаю: он хочет меня, нуждается во мне, не может без меня и это — его любимая форма общения со мной, его самовыражения. Забыв обо всем, отбросив осторожность, я целую его, зарываю пальцы в его волосы, сжимаю кулаки и впитываю его вкус и запах.