Долина смерти (ЛП) - Халле Карина

Он обнимает меня за плечи и ведёт к конюшне. Мне хочется сказать, что всё в порядке и я могу идти сама, но его хватка заставляет поверить, что именно он удерживает меня на ногах.

Мы добираемся до амбара, и он ведёт меня в офис, включает свет и прислоняет к стене, чтобы я не упала. Открывает ящик стола и достает аптечку, ставит её на стол и возвращается ко мне.

— Раздевайся, — говорит он.

Я в шоке смотрю на него, нахмурив брови от удивления и боли.

— Что?

— Мне нужно увидеть рану. Раздевайся, — его голос звучит как всегда грубо, а выражение лица — серьёзное.

Я пожимаю плечами, и, не заботясь о приличиях, стаскиваю кофточку через голову и бросаю её на пол.

На мне нет бюстгальтера.

Я стою абсолютно обнажённая, моя грудь выставлена напоказ, и соски моментально затвердевают от холодного воздуха.

И от его взгляда.

Он выглядит таким же серьёзным, как и раньше, но теперь в его глазах появился огонь, и даже его поза изменилась, словно он пытается казаться непринужденным.

Он прокашливается и подходит ближе, и его шаги эхом отдаются в комнате, несмотря на шум бушующей снаружи непогоды. Мое сердце бешено колотится в груди, и, думаю, дело не только в нападении бешеной лошади.

— У тебя синяки, — хриплым голосом говорит он. Останавливается прямо передо мной и неуверенно протягивает руку.

Он останавливается, совсем рядом.

— Знаешь, ты можешь прикоснуться ко мне, — говорю я ему, опьяненная выпивкой и окрыленная адреналином.

Он сглатывает, кадык заметно дергается, и снова тянется ко мне. Я слегка приподнимаю руку, когда он осторожно касается места возле моих ребер, где конь пытался вырвать кусок.

— Нормально? — спрашиваю я, запрокидывая голову, чтобы лучше рассмотреть. Метка ярко красная, с фиолетовыми пятнами, и жжет.

— Раздевающиеся женщины в конюшне? Да. Немного.

Я сердито смотрю на него, в то же время раздражаясь на себя из-за крошечной капли ревности.

Что с тобой не так, Уэллс.

— Но чтоб дикие кони нападали и кусались? — продолжает он. — Нет.

— Почему он это сделал?

— Не знаю, — говорит он, его голос становится еще тише и грубее. — Должно быть, что-то его напугало.

— Напугало? Казалось, он охотился на меня.

Он слегка опускает пальцы и замирает, одаривая меня взглядом, который я не могу прочитать. Взглядом, полным страдания.

— Тебе больно, когда я делаю так?

— Да.

Он снова сглатывает, смотря вниз.

— Но кожу не прорвал. Это хорошо.

— Ты беспокоишься об инфекции?

— Что-то вроде того.

Воздух в конюшне искрит между нами, и я прекрасно понимаю, что до сих пор стою здесь, с голой грудью перед его лицом. Судя по его напряженности, он тоже это осознает.

Не думая, хватаю его за руку. Она теплая. Я медленно поднимаю его руку все выше и выше, над ребрами, затем над моей грудью, пока он не обхватывает ее.

Он резко выдыхает, и я с трудом сдерживаю стон. Веду себя как сумасшедшая, но учитывая события этого вечера, возможно, это не самое безумное, что могло случиться.

Как будто так и должно было случиться.

— Обри, — шепчет он.

Я могу только смотреть на него, приоткрыв губы. Я хочу этого. Хочет ли он? Сильно?

Он сжимает мою грудь и грубо целует меня в губы.

Этот поцелуй, как вырвавшийся на свободу зверь, как та дикая лошадь, что теперь несется во весь опор. Он прижимает меня к стене, я вдыхаю воздух в его рот, и боль смешивается с удовольствием, все кружится.

— Ты уверена? — его голос хриплый, дыхание горячее.

— Да, — шепчу я и снова тяну его к себе.

Второй рукой он гладит меня по животу, залезает под резинку штанов. Пальцы касаются кожи над трусиками, и я стону прямо в его рот. Он целует, словно умирает от жажды, словно если не сожрет меня сейчас, то уже никогда. Дыхание сбивается, в голове туман, от того, как его рука опускается все ниже…

Я прижимаюсь к нему, подгоняя его стонами и вздохами. Он проскальзывает рукой под ткань, затем еще глубже, пока его пальцы не оказываются именно там, где они должны быть.

— Да, — стону я, изгибаясь, теряя себя полностью.

Я уже вся мокрая, уже хочу его до дрожи. Он стонет прямо в губы, глухо и дико, как будто из него вырывается зверь. Его большой палец касается моего клитора, и мир вокруг переворачивается, амбар исчезает, остается только густой туман ощущений.

Мои руки тоже не отстают, хоть и не такие умелые, но такие же жадные. Залезаю под его рубашку, чувствую теплую кожу, твердые мышцы. Он вздрагивает, и я хочу запомнить все его реакции, каждый звук.

— Дженсен, — задыхаюсь я, когда он прижимается ко мне сильнее, грубые пальцы творят волшебство, все глубже и глубже. Моя голова откидывается на стену, и я едва могу удержать свои ноги, чтобы не упасть совсем.

Он нежно кусает меня за шею — к счастью, не так сильно, как лошадь, — а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Его глаза дикие и темные, зрачки так расширены, что почти черные. Мое сердце трепещет, когда я вижу его таким — голодным, необузданным и… моим.

— Я недооценил тебя, — говорит он хриплым голосом, проталкивает свои пальцы глубже.

— Ты не повторишь эту ошибку снова, не так ли? — стону я.

Он снова целует меня, и в этот момент меня просто разрывает на части. Ногти впиваются в его плечи, я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать — мы здесь не одни, не надо никому знать, чем мы тут занимаемся.

Я так чертовски сильно кончаю.

Медленно, очень медленно мир возвращается в фокус — звук бури за стенами конюшни, запах сена и кожи, — и Дженсен целует меня так, словно не хочет останавливаться. Его рука, наконец, выскальзывает из моих штанов и обхватывает мою талию, притягивая ближе, чтобы я почувствовала через джинсы, насколько он тверд.

Я провожу языком по его нижней губе и чувствую, как он вздрагивает. Черт, как же приятно знать, что я оказываю на него такое же действие, как и он на меня.

Затем внезапно, как будто свет в его глазах гаснет. Раскаленное состояние сменяется чем-то темным, чем-то острым.

Такая ясность, которой у меня сейчас нет.

Это взгляд… сожаления.

10

—

ОБРИ

Резкий стук вырывает меня из очередного кошмара, полного льда и крови. Я резко сажусь, сердце колотится, и морщусь от боли в боку. Приподнимаю подол своей майки, чтобы взглянуть на безобразную красную метку возле ребер. Это действительно произошло. Чертов дикий конь напал на меня прошлой ночью, пытаясь вырвать кусок кожи, как какой-то бешеный волк.

«И не только это произошло», — напоминаю я себе, и снова морщусь.

Стук в дверь повторяется, теперь громче, как раз в тот момент, когда моя голова начинает пульсировать в унисон. Конечно, как без похмелья.

Я осторожно выбираюсь из постели, надеваю халат, все еще немного влажный на плечах от вчерашнего снега, и иду к двери. Выглядываю в щель между шторами и вижу Дженсена по ту сторону. Как всегда — угрюмый и красивый.

— Солнце встало, — говорит, когда я открываю. Ни намека на прошлую ночь в его голосе, ни признания того, как блуждали него руки по моей коже, как его губы…

Я резко обрываю эту мысль.

— Шторм утих. Снег тает. Погода — самое то, — машет рукой в сторону гор. — Собирайся. Через час выдвигаемся.

— Вот так сразу?

— Да, — его глаза на секунду встречаются с моими и он тут же отводят взгляд.

— Лошадь не повредила кожу, так что ты сможешь ехать. Хотя, возможно, тебе стоит выпить немного обезболивающего, — он делает паузу, и что-то проскальзывает в его взгляде, словно он напоминает себе о необходимости проявить заботу. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто я выпила слишком много виски, и на меня напала бешеная лошадь.

А еще меня ласкал угрюмый ковбой, но я оставляю эту последнюю часть при себе.

— Мы можем отложить поездку, если хочешь, дадим тебе еще один день, чтобы восстановиться и оклематься.