Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

Я смотрю, как он исчезает за входной дверью, затем бегу наверх. Быстро открываю свою комнату, захлопываю дверь и запираю ее.

Неужели Кинкейд только что был у меня?

Включаю свет, осматриваюсь. Все на месте — или, по крайней мере, так кажется.

И тут я замечаю то, что просто не могла не увидеть раньше.

Из-под кровати выглядывают черные кроссовки «Найк», которые я думала, что забыла взять.

ГЛАВА 9

Я снова вижу сон.

Кабинет Кинкейда. Лунный свет пробивается сквозь жалюзи, оставляя в темноте холодные полосы. Я стою на коленях, мягкий ковер смягчает прикосновение к коже, пока тянусь вверх и медленно, дразняще, расстегиваю молнию на брюках Кинкейда.

Поднимаю взгляд на него, и он смотрит на меня с тихой, хищной сосредоточенностью, которую лунный свет в его глазах делает еще более дикой, превращая серый цвет в оттенок свежей могилы.

— Вот так, — шепчет он, и его голос ощущается так, будто пальцы скользят по моему позвоночнику. — Сейчас я тебя использую.

Жар вспыхивает между моих ног. Я хочу, чтобы он продолжал говорить так.

Хочу чувствовать.

Медленно достаю его член из брюк — большой, тяжелый и безупречно красивый. Он горячий на ощупь в ладони. Слегка сжимаю, и ноздри Кинкейда раздуваются.

— Посмотри на себя, моя маленькая игрушка, — выдыхает он сквозь стиснутые зубы. — Держишь мой член, как держала бесчисленное множество других. Но ты ведь не умеешь доставлять удовольствие, правда? Ты недостаточно хороша. Пока что.

А вот это мы еще посмотрим.

— Докажи мне свою ценность, — продолжает он, голос становится хриплым. — Докажи, что ты не просто бесполезная маленькая шлюшка, а сосуд для моего наслаждения.

— Да, доктор, — отвечаю, зная, что он любит, когда я называю его так.

Я обхватываю губами головку его члена, солоноватый вкус заставляет мои вкусовые рецепторы ожить. Мне нравится принимать его вот так — ощущать его всего, уязвимого и обнаженного, будто я язычница, поклоняющаяся дьяволу. Мне нравится, как он нависает надо мной, вся власть и контроль в его руках, а я полностью подвластна его прихотям, существую лишь для его удовлетворения.

— Такая жадная до моей спермы, такая отчаянная, — мурлычет он. — Я чую отсюда, как ты пахнешь своими соками.

Я стону, проводя языком вдоль ствола, пока он хватает меня за волосы, сжимает их в тугой кулак и начинает двигать бедрами, вбиваясь в мой слюнявый рот.

— Не останавливайся. Принимай мой член, как послушная маленькая сучка.

Эти слова пронзают меня, отдаются прямо в промежности, и я начинаю извиваться от желания, зная, что это заставит его вновь унизить меня.

Мне нужно это слышать.

Я скольжу рукой между бедер.

— Непослушная, — рычит он, дергая меня за волосы с восхитительной болью. — Ты знаешь, что эта сладкая киска принадлежит мне, игрушка. Ты знаешь, что у тебя нет разрешения трогать мое.

«Может, я и хочу, чтобы меня наказали», — думаю я, погружая пальцы глубже, чувствуя, насколько я мокрая.

Кончаю через несколько секунд.

— О боже, — кричу в подушку, заглушая звук. Биение сердца отдается в ушах, тело вздрагивает, пока оргазм накрывает меня.

А потом я поднимаю голову — и понимаю, где нахожусь.

Лежу на животе в кровати, одеяло сброшено в сторону.

Я убираю руку, которая онемела, застряв под моим телом.

Черт возьми. Вот это да. Первый раз, когда я действительно разбудила себя во сне, мастурбируя.

Я переворачиваюсь, тяжело дыша. Тело покрыто тонкой пленкой пота.

Что за безумие.

Медленно сажусь, стараясь заставить сердце вернуться к нормальному ритму. Я забыла написать в дневник перед сном, но, возможно, записывать свои сны — хорошее начало.

Я уже тянусь включить прикроватную лампу, как вдруг слышу, как за дверью скрипит половица.

Щурюсь, глядя на щель под дверью. В коридоре пробивается тусклый свет, но по нему скользит тень, словно кто-то проходит мимо.

Я поднимаюсь и тихо иду через комнату, ноги словно налились свинцом. Замираю, протянув руку, слишком боясь открыть дверь и увидеть кого-то вроде Клэйтона, подглядывающего оттуда. Боже, возможно ли, что я стонала слишком громко, разбудив кого-то? А если я произносила имя Кинкейда? Черт, надеюсь, что нет.

Вместо этого я прикладываю ухо к двери и прислушиваюсь.

Кто-то шепчет.

Я вздрагиваю, отдергивая голову.

Что за хрень?!

Страх накатывает на меня, как ледяная вода. Я задерживаю дыхание, застываю на месте.

Медленно нахожу в себе смелость снова прижаться ухом к двери.

Слышится низкое шипение, будто кто-то спускает воздух из шин, но в этом шипении есть что-то… похожее на слово.

— Пожаааааааалуйста, — шепчет оно.

А потом наступает тишина.

Само собой, после этого я уже не смогла уснуть, что было совсем неприятно, ведь на часах было три утра. Я не спала, включив везде свет, и коротала время за книгой по микологии, которую взяла в общей гостиной. Только когда первые лучи рассвета разогнали тьму в пять утра, я наконец немного успокоилась, чтобы обдумать случившееся. Проблема была в том, что эротический сон и голос, умолявший о чем-то за дверью, начали сливаться воедино, и я уже не могла понять, не приснилось ли мне и это.

Безопаснее было думать, что да.

Утренняя лекция Кинкейда вышла странной, но только потому, что я сама ее такой сделала — все время думала о своем сне и его странном поведении прошлой ночью. Заходил он в мою комнату или нет? Если да, то зачем? Это он принес мне обувь, или они всегда там лежали, а я просто не заметила? Чем больше пыталась вспомнить, тем сильнее все размывалось в памяти.

Поэтому я изо всех сил старалась не пялиться на него и сосредоточиться на лекции о роли грибов в водных экосистемах и биогеохимии. Все это было безумно интересно, особенно то, как это связано с темными грибами. Мое эго подсказывало, что он подготовил эту лекцию специально для меня после нашего разговора — настолько она задела нужные струны в моем сознании и заставила все нейроны работать на полную.

На обед подали сытный чили из индейки с белой фасолью — одно из моих любимых блюд. Аппетит немного вернулся, и я даже смогла осилить целую тарелку, хотя ела медленнее, чем когда-либо в жизни. Лорен меня даже похвалила.

Сейчас мы все стоим на причале, ожидая Кинкейда и Ника. Группа по микологии должна отправиться на лодочную экспедицию в место, куда не добраться на машине и которое слишком далеко, чтобы идти пешком.

— Как волнительно, — говорит мне Лорен, пока влажный ветер путает ее волосы. — Надеюсь, увидим китов.

— А я хочу увидеть мегалодона, — отвечает Мунавар. — Джейсон Стэтхем отдыхает, — как и обещал, он одет в футболку с надписью «Один ОдиВешенка», которую сейчас прячет, застегивая куртку. Холодно, туман густой, но, по крайней мере, дождя нет.

Кинкейд и Ник появляются на вершине рампы и спускаются друг за другом — Кинкейд намного выше серферского парня. Оба одеты в прочные дождевики: у Кинкейда оливково-зеленый, у Ника — ярко-желтый.

— Похоже, вы все одеты по погоде, — говорит Кинкейд, встречаясь со мной взглядом на мгновение, которое кажется вечностью, напоминая о моем сне. Мои щеки вспыхивают, и я отворачиваюсь. — Если понадобятся шапки, перчатки или пончо, они в ящиках на «зодиаках». Погода может измениться в любой момент. Мы разделимся. Мунавар, Наташа, Лорен и Тошио пойдут с Ником. Сидни, Патрик, Клэйтон, Рав — со мной. — Он указывает на изящный черный катер слева от нас.

Я удивленно смотрю на Лорен, жалея, что нас разделяют, и она драматично хватает меня за руку.

— Нет-нет, Сидни, — восклицает она. — Я никогда не отпущу тебя.

Я знаю, что она шутит, но мне действительно не хочется расставаться с ней, особенно учитывая, что в моей группе будут и Клэйтон, и Кинкейд — два человека, к которым я испытываю совершенно противоположные чувства.