Кора Брент - Помни меня (ЛП)

Улыбка Дженсена стала печальной, и он провел рукой по редеющим темным волосам. Ему было немного за тридцать, еще молод, но годы не красили его. В молодости он был атлетом, но сейчас слегка набрал избыточный вес и неторопливо прошел в сторону гостиной, выражено хромая. Мэддокс почувствовал запах перегара в такую рань. Дженсен закладывал. Закладывал жестко.

Двое мужчин долго смотрели друг на друга, неловкий момент. Они были братьями. Они были одной крови и с их собственной уникальной историей. И все же, Мэддокс пришел к выводу, что они фактически были чужими. Он не знал этого человека. Впервые он почувствовал укол сожаления.

Дженсен неловко сместился и взглянул на коридор. — Он ждал тебя.

— Ты сказал ему, что я приеду?

— Да, — нахмурился Дженсен. — Даже если был не уверен в этом.

— Да пошел ты, я же сказал, что приеду. Он и мой отец тоже.

Дженсен покачал головой и уставился на трещины в кафельном полу.

— Черт, Мэд. Я не хочу препираться. Какое бы это ни было противостояние, его больше не существует.

Мэддокс закрыл глаза. Когда он открыл их, он увидел картину в раме на деревянных стенах гостиной. Она висела на этой стене добрых восемнадцать лет. Ему было десять, а Дженсену двенадцать. Священник МакЛеод был еще здоров и крепок. Его большие руки лежали на плечах его жены, Тильди МакЛеод, которая тогда была еще жива.

— Так как он? — тихо спросил Мэддокс.

Дженсен поморщился. — Он совсем плох. Может быть несколько дней, может меньше.

— Я понял, — прошептал Мэддокс, вдруг преодолевая эмоции. Священник МакЛеод не мог умереть. Но умирал. Он чувствовал сейчас его запах в доме, это была приторная вонь медленного разложения, в отличие от резкого медного запаха быстрой смерти.

— Это твой автомобиль на дороге? — спросил Мэддокс, меняя тему.

Дженсен, казалось, смутился.

— Нет. Габи здесь каждый день, она пошла в город за латексными перчатками или еще каким-то дерьмом. Старик любит ее, ты же знаешь. Плюс она помощник врача, она помогает с медицинскими принадлежностями, — Дженсен замолчал, — а потом еще Мигель. Он обожает своего деда. Для него это очень трудно.

Мэддокс ничего не сказал. Он не отступил, когда его брат сделал шаг ближе. На лице Дженсена отразилась искренность.

— Мэд, мне было жаль. Я не могу сказать больше. Я знаю, что для тебя то дерьмо всё еще живо, но для нас все уже кончено. Теперь я женат. Между мной и Габриэлой ничего нет, кроме любви к нашему сыну, — он закашлялся. — Может, отпустишь это, Мэддокс?

Мэддокс посмотрел на человека, с которым была его сильнейшая, из существующих, генетическая связь. Был еще один брат, Кольт. Он был первенцем и умер в своей кроватке, когда ему было шесть месяцев. Мэддокс знал, что ни один из родителей никогда так и не оправился от этого выстрела в самое сердце. Чем старше он становился, тем чаще Священник говорил о сыне, которого потерял, рассуждая вслух, о том какая была бы разница, если бы он выжил, как смог бы балансировать между его постоянно воюющими младшими братьями.

— Да, — Мэддокс посмотрел Дженсену в глаза. Его голос был убийственно холоден, настолько можно. — Я отпущу. Теперь чертовски прошу прощения, брат. Я иду к отцу.

Он прошел мимо Дженсена и направился к комнате отца. Это была спальня родителей. Внезапная смерть Тильди МакЛеод была еще одной, от которой Священник так и не отошел. Он искал утешения на дне бутылки. И эта боль, ведущая его к смерти, была ему наградой.

— Хэй, Пап, — тихо сказал Мэддокс, когда вошел в комнату.

Его отец лежал под чистой белой простыней. Его кожа потеряла свой естественный вид и стала тусклой и шелушащейся. Священник открыл затуманенные глаза и улыбнулся своему младшему сыну.

— Мэд, — прохрипел он, пытаясь дотянуться.

Мэддокс быстро подошел к нему, и опустился на колени рядом с кроватью. Упаковки шприцов и маленькая бутылка с прозрачной жидкостью лежали на маленьком столе рядом с ним. Мэддокс предположил, что это болеутоляющее. Это не могло быть чем-то другим. Один взгляд на отца говорил все, человек действительно умирает. Мэддокс схватил хрупкую руку отца и заплакал, как ребенок, как женщина, как грустный мальчик, который только что понял, что это важнее всего, из того что он когда-либо терял.

В какой-то момент Дженсен вошел в комнату и с хрустом опустился на колени с другой стороны кровати. Мэддокс пытался придумать, что сказать, но на самом деле не было ничего хорошего. У него не было ни женщины, ни детей. У него была пестрая коллекция друзей-мужчин там, в пустыне, за пределами Куартзсайта, но он не мог даже придумать что сказать о них.

Он сидел с отцом и братом, остатками его родной семьи, пока Священник не заснул с улыбкой на иссохшем лице. Мэддокс наблюдал за вздымающейся грудью с тревогой в течение нескольких минут, а затем поцеловал отца в лоб. Дженсен вышел вслед за ним.

— Ты в порядке? — спросил он, осторожно обходя Мэддокса.

Мэддокс тупо уставился на стену.

— Нет. Я не в порядке. Вот дерьмо, это ужасно.

— Да, — голос Дженсена вдруг повысился. — Этот ужас длится недолго. Тебя просто не было здесь, чтобы видеть это.

Мэддокс поднял взгляд. — Пошел ты. Я думал, что ты сказал, что не хочешь ругаться.

— А я и не хочу. Я не должен был так говорить. Слушай, мне нужно отлучиться ненадолго на станцию. Кейси хочет встретиться с тобой, так что мы будем к вечеру. Ты же планируешь оставаться здесь, в доме?

— Кейси, — нахмурился Мэддокс. — Кто, черт возьми, эта Кейси?

Дженсен был вне себя.

— Моя жена, Мэддокс.

— О, — кивнул Мэддокс. — Верно.

Все эти новые имена, имели отношения к людям, которых он не знал. Кейси. Мигель.

Дженсен выудил ключи из кармана. Он открыл неаккуратные жалюзи в гостиной и выглянул в окно.

— Габи скоро вернется. Она этого никогда не говорила, но она чертовски боится тебя увидеть. Так что не будь х*ем с ней, ладно?

Мэддокс поднял брови в притворном недоумении.

— Я никогда и не был х*ем.

Дженсен рассмеялся, но это был невеселый смех.

— Слышь, — откровенно сказал он, — я не буду благодарить тебя за то, что ты приехал, потому что знаю, ты здесь, не из-за меня, но все равно чертовски рад, что ты здесь.

— Хорошо, — сказал Мэддокс весьма категорично. Это был лучший ответ, что он смог дать в данный момент. Дженсен подождал мгновение, скажет ли Мэд, что-нибудь еще, и, вздохнув, ушел.

Мэддокс сел на потрепанный диван, которому было больше лет, чем ему. Он не знал, что, черт возьми, он собирается делать, когда Габриэла де Кампо войдет в дверь. Ему не пришлось долго ждать.