Богатый. Свободный. (не) Мой (СИ) - Лав Натали

Я хотела расположиться возле телевизора в соседней комнате, поэтому там уже стол накрыт скатертью. На кухне все в муке. Да и тесно здесь. А мне после коммуналки некомфортно в тесноте.

Телевизор включен. Влад располагается на диване, сосредотачивая внимание на том, как я сную из комнаты на кухню и обратно.

Овощная нарезка, зелень, тарелки с пельменями, столовые приборы, стаканы для воды. Привычно сервирую стол. Мать никогда не позволяла есть абы как. Завтрак, обед, ужин всегда только так.

– Сметана? Майонез? – уточняю у свалившегося на мою голову небожителя.

– Что? – переспрашивает.

Чем он занимается? Опять разглядывает?

– Пельмени с чем будешь? Со сметаной или с майонезом?

– Со сметаной.

Происходящее сейчас в этой квартире напоминает какую-то сюрреалистичную картину. Так, что хочется себя ущипнуть. Или его?

– Садись, все готово.

Он пересаживается за стол, я устраиваюсь на своем месте. Халатик снова разъезжается, но ему не должно быть видно. Оставлять его одного, чтобы переодеться не хочу. Я ему не доверяю.

Я принимаюсь за еду, так как сильно проголодалась. Наблюдаю за мужчиной. У него безупречные манеры. Да и весь он – идеальный. Если бы не характер.

Холодов поливает пельмени сметаной, посыпает зеленью. Осторожно пробует первый.

Так и тянет подколоть.

– Вкусно, – отмечает задумчиво.

– Приятного аппетита, – выговаривая это, изо всех сил пытаясь, чтобы голос не звучал ехидно.

– Тебе тоже.

Вот у него не звучит. Завидую такому умению владеть собой.

По мере того, как теплая пища попадает в желудок, и правда, добрею. Уже не хочется откусить гостю голову.

Сложившаяся ситуация крайне любопытна.

И я мучаюсь – что же последует дальше?

Трапеза проходит мирно. И Холодов, если и смотрит, то на мое лицо. Задумчиво.

Ловлю себя на мысли, что такими темпами он и до ужина досидит.

– Чай, кофе будешь?

– Кофе черный, две ложки сахара.

Кофе варю в турке. У меня такой заскок. Себе ставлю чай. Убираю со стола. Приношу Владу его кофе, себе чай. И лимонный кекс.

– Будешь?

– Буду, – не ломается, – Сама пекла?

– Да.

– Надо же, какая мастерица, – вот теперь голос звучит насмешливо.

Раздраженно его оглядываю:

– Тебя что-то не устраивает? Объелся?

– Не злись.

Отламывает чайной ложкой кусочек кекса, отправляет в рот. Видно, что ему нравится.

– Касьянова мне звонила, – отхлебывает бесшумно кофе.

Он серьезен и задумчив.

– Мы с ней поговорили. И я решил, что погорячился. Так что завтра можешь вернуться на работу.

Нет сил терпеть. Он "решил", "можешь"... Кем он себя вообразил?

Встаю со стула, отвешиваю шутовской поклон.

– Ой, спасибо, барин! Век твоей доброты не забуду. Куда ж я бы, сиротинушка, – да без твоей заботы!

Я вдохновилась и замолкать не собиралась. Язвительность взяла свое. В такие моменты я невыносима. Но он сам виноват. Не надо было напрашиваться.

Только я не обратила внимание на одну деталь. Предательский халат разъехался на груди. И с правой стороны полностью ее обнажил. В пылу своего выступления я этого даже не заметила. Но в моей крови бурлило возмущение – я терпеть не могу, когда мужчины ставят себя выше меня, полагая, что то, что у них находится между ног, делает их чем-то лучше, чем женщины.

А вот Холодов заметил. Выражение лица у него изменилось. Стало жестче, глаза полыхнули. Мне бы, дуре, насторожиться... Да куда там...

Что что-то не так, я поняла лишь, впечатавшись в ближайшую стену лопатками, и почувствовав, что меня целуют. А еще внаглую лапают за грудь. Правую. Перекатывая большим пальцем сосок. Который напрягся и стал напоминать камушек. Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Руки повисли вдоль тела, пока мои губы облизывали и кусали, а язык посасывали.

В мозгу долбилась мысль: "Что он делает?!" И всё. Ступор.

Который сошел с меня, когда я ощутила, что мужские руки стягивают с моих плеч халатик.

Нет, нет и нет. Так не будет.

Но возмутиться вслух у меня не получилось. Рот был занят. Его языком. На котором я сжала свои зубки.

Холодов отпрянул, держась ладонью за рот. А я сбежала в свою комнату. Там надела леггинсы, лифчик и футболку.

Честно, я задержалась в комнате дольше. Мне надо было перевести дух. И очень хотелось покрутить у виска пальцем со словами: "Ты совсем уже, Олеся!"

А еще я надеялась, что он уйдет. Надеялась я, впрочем, напрасно.

Холодов никуда не ушел. Он стоял у окна с чашкой кофе и смотрел на улицу.

Неловкость я почувствовала сразу, как только вошла в комнату. Тут же себя одернула. Это не я к нему полезла целоваться. А он ко мне.

– Извини, – произнес мужчина, заслышав, что я вернулась, – Этого делать не следовало.

Он сделал глоток кофе и добавил:

– А тебе не нужно гостей в халатах встречать.

– То есть я еще и виновата? – от праведного гнева заалели щеки.

– Знаешь, что? Тебя сюда никто не звал. И в чем я хожу дома, это мое дело, которое тебя не касается. Никак.

– Лесь, не заводись.

Это его "Леся" царапнуло. Зачем он меня так назвал? Так мог меня звать кто-то близкий, кому я не безразлична. Но не он.

– У тебя распахнулся халат. Стало видно.... Хм... Я среагировал как нормальный, здоровый мужчина. Это всего лишь инстинкты. Но не к месту, тут я согласен, – хочется верить, что говорит правду, – Дальше. Работу ты не нашла. Но расчет почти потратила. Сейчас ты закусишь удила, наговоришь мне гадостей, откажешься от того, что я предлагаю. Только скоро наступит следующий месяц. Аренда жилья, расходы на продукты и одежду, и так далее, и тому подобное. Где будешь брать деньги? Такую приличную зарплату с полпинка не найдешь. Поэтому давай ты сейчас не будешь крыть меня на чем свет стоит. А завтра придешь на работу, как обычно. И позвонишь Касьяновой.

Он развернулся, поставил чашку на стол и добавил, твердо глядя мне в глаза:

– Никаких видов на тебя я не имею. У меня нет недостатка в женском обществе. То, что произошло здесь, это случайность.

Потом он ушел на кухню, я услышала, как он одевается. Вышла в прихожую, только выждав несколько минут, чтобы он успел обуться.

Он был бы не он, если бы последнее слово не оставил за собой:

– Подумай. У тебя есть время до завтрашнего утра. Если не придешь утром, я найду кого-нибудь другого. И если бы не Касьянова, я бы тебя не уговаривал.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

У меня же после его ухода осталось чувство, что что-то в его словах было не так. Только вот что именно, я так и не смогла понять. Однако ощущение навешанной лапши на ушах сохранялось. Вместе с чувством женской обиды. Если я для него пустое место, то и не надо меня хватать, целовать, тискать. Инстинкты у него, видите ли! У меня, может быть, тоже они есть, но я же ни на кого не бросаюсь?!

С таким настроем я позвонила в то место, куда хотела звонить до визита Холодова. Там мне сказали, что я опоздала и вакансия занята. Я обматерила их про себя и задумалась, насколько это может быть совпадением. То, что меня никуда не берут.

Посчитала оставшиеся деньги на карте. И пришла к неутешительному выводу, что Холодов прав. За новогодние праздники финансы истощились, хотя мы с Матвеем и не отмечали особо. Так посидели вдвоем, потом он уехал с Лукой. Я легла спать. Но уже миновала праздничная десятидневка, и неделя после нее в поисках работы. А деньги тратятся.

Может, Влад сказал правду? И ему от меня ничего не надо?

Матвей

Школа оказалась не таким ужасным местом. Особенно после того, как Пал Саныч организовал несколько тренировочных спаррингов. И я имел удовольствие размяться на местных мажорах. Я был удивлен, что у некоторых из них оказался неплохой уровень подготовки. Они, видимо решили, что я тоже интересный экземпляр. Как-то само собой завязалось общение. И появилась своя тусовка.