Наследница старой башни - Полина Ром

class="p1">Я совершенно искренне не понимала всей этой ситуации, боялась реакции герцога и трусливо думала о том, что, может быть, бог с ней, с любовью? Ну согласилась же я выйти за Варуша, только бы он не отобрал у меня Элли. Уж, наверное, герцог не хуже покойного пьянчуги барона?

В башне немедленно поднялась суета. Леста по дороге ухитрилась прихватить с собой какого-то крестьянина, которого заставила таскать воду. Элли, перепуганная моим видом, довольно быстро успокоилась и даже разулыбалась, глядя на то, как Леста на заднем дворе вычесывает у меня из волос хлопья тины.

-- Любава, а ты с русалкой купалась? А какая он, русалка? А у нее правда хвост, как у рыбы?

Взволнованная малышка сыпала вопросами не переставая. Мне пришлось признаться, что никакой русалки я не видела, чем она была сильно разочарована. Элли слегка успокоилась, когда я пообещала рассказать ей перед сном сказку про ту самую русалку. Наконец во двор вышла Нора, которая в это время готовила мне все для мытья, и увела не слишком довольную девочку.

Примерно через час, до скрипа отмытая, закутанная в теплый халат, я сидела с чашкой горячего взвара у камина и сушила волосы. Леста хлопотала рядом молчаливая и недовольная.

Я очень ценила ее. И ее преданность и заботу, и желание уберечь меня от всех неприятностей тоже ценила. Но я не знала, как объяснить моей практичной компаньонке, что замуж я хочу выйти не за титул или деньги. Кроме того, я искренне не понимала, зачем герцогу это сватовство?

Оставив меня досыхать, Леста отправилась на кухню готовить обед, предупредив меня при этом:

-- Его светлость-то надо бы к столу пригласить на обед. Так что вы, госпожа Любава, пока волосы досушите. А я через часик приду и помогу вам одеться пристойно.

О том, что герцог придет обедать в башню, я как-то не подумала. И сейчас, вскочив со стула, начала несколько бестолково перебирать собственный гардероб. Несмотря на то, что я прекрасно согрелась в горячей воде, внутри меня все еще была какая-то мерзкая, трусливая дрожь. Даже руки, когда перебирала одежду, немного тряслись. Я совершенно точно понимала: это потому, что я не представляю реакцию герцога. Не начнет ли он мстить мне? Все же такой публичный отказ для любого мужчины весьма унизителен, а тут целый герцог.

А где-то совсем-совсем глубоко, под слоем этой суеты и трусливого настроения, сидела четкая мысль: «Ну и дура же ты, Люба!». Я не могла объяснить даже себе, почему я вдруг сказала «нет».

То, что герцог волновал меня как мужчина, я уже почти признала. То, что он сделал для меня в этом мире больше, чем любой другой человек, за исключением, может быть, только Лесты, я тоже понимала.

Это он спас меня от позорной казни. Спас, забросив все личные дела и собственный замок, медленно и методично копаясь в эмоциональной грязи в поисках истины. Более того, он вел себя настолько по-человечески, что даже позаботился о дочерях покойной Белинды. И не просто откупился от них небольшим вкладом на приданое, а именно проявил чуткость и понимание, устраивая их судьбу. Если рассуждать здраво, он был совершенно потрясающим мужиком, которому я почему-то отказала…

Леста молча собирала меня к обеду, укладывая волосы и воздерживаясь от любых замечаний. Когда я, с ее точки зрения, наконец-то была готова, она вдруг молча перекрестила меня на местный манер и сказала:

-- Дай-то Бог…

К обеду его светлость явился с совершенно спокойным лицом и вел себя так, как будто моего отказа просто не существовало.

Блюда, надо сказать, были поданы достаточно скромные. Все же нашего приезда никто не ждал. Слава богу, что в погребе нашелся приличный кусок ветчины и в доме был относительно свежий хлеб. Леста подала на стол шипящую и брызгающую раскаленным жиром яичницу с деревенской колбасой. Стояли на столе и бочковые огурчики, и маленькая мисочка соленых рыжиков, и исходящая паром отварная картошка. Конечно, обед был достаточно скромный, собранный на скорую руку, но спасибо моей компаньонке и за это. Одна бы я ничего не успела.

Леста стояла у буфета, ожидая, когда кому-то из нас что-то понадобится подать. Пусть она и была моей компаньонкой, но сидеть с его светлостью за столом ей было не по чину. Герцог неожиданно посмотрел на нее и попросил:

-- Госпожа, прошу вас, дайте мне поговорить с баронессой наедине. Клянусь, я не причиню ей вреда, и никто никогда не узнает об этом нарушении.

Леста вопросительно взглянула на меня и, только дождавшись, пока я растерянно кивну, соглашаясь с просьбой герцога, покинула комнату. Уверена, что далеко она не ушла, опасаясь каких-нибудь неожиданностей. Я с благодарностью подумала, что могу положиться на нее всегда и во всем.

В комнате воцарилась тишина. Я чувствовала, что его светлость рассматривает меня, а сама же с интересом разглядывала растекающийся по тарелке желток и никак не могла оторвать взгляд: смотреть в лицо герцога я просто боялась.

-- Госпожа баронесса, я хотел бы задать вам один личный вопрос.

-- Слушаю вас, ваша светлость.

-- Скажите, госпожа фон Розер, вы испытываете ко мне какую-то личную неприязнь или же я чем-то вас обидел?

От неожиданности я подняла взгляд на его лицо и, отрицательно мотая головой, ответила:

-- Нет-нет, ваша светлость! Что вы такое говорите! Напротив, я очень благодарна вам…

Герцог поморщился, как будто у него внезапно заболел зуб:

-- Благодарность – это не совсем то, что я хотел бы… Я знаю о вас, Любава фор Розер, все, что только возможно. У меня к вам одна единственная просьба: выслушайте меня. Возможно, госпожа Любава, я был несколько резок сегодня… Вы, женщины, придаете условностям очень большое значение…

Я не знала, что отвечать, а он после некоторой паузы заговорил: он рассказывал о себе. Немного о детстве, об