Развод. Не прощу за "походную жену" - Екатерина Гераскина

Спустя десять минут коридор наполнился топотом ног и суетой, но я намеренно игнорировала всё. Адъютант моего мужа принёс мне сумку с вещами. Первым делом я перепрятала деньги — на случай побега они мне точно пригодятся.

Сейчас я морально готовилась к худшему варианту, что придётся задержаться здесь дольше, чтобы усыпить бдительность супруга.

Но после этой сцены я думаю он тоже понял: вместе, на одной территории с его походно-полевой женой, мы не сможем ни быть, ни жить. Развестись он сможет и без моего согласия по закону Империи.

Пока любовница лежала в его комнате, прикидываясь больной и жалкой, все дела дома были на мне. Я организовывала завтраки, обеды, ужины. Следила за размещением воинов, личной гвардии генерала, чтобы всем хватало еды и мест. Составляла списки закупок, передавала их экономке. Делала вид, что полностью согласна с деспотией собственного мужа.

Арагон наблюдал за мной. Но мы больше не говорили. Я даже не знала, развелся ли он со мной. Да и не хотела узнавать. Для меня уже все было решено.

Поползновений от его любовницы, которую отчего-то поселили в гостевой комнате, тоже не происходило. Она там и оставалась.

Я ела на кухне. Муж — в своём кабинете. Любовнице — носили еду прямо в комнату.

Эти несколько дней превратились для меня в мучение. Я так скучала по мужу, ждала его три года. Получала с фронта в лучшем случае одно письмо раз в несколько месяцев. Я засыпала с этим письмом в руках.

Плакала, когда читала его строки о делах и успехах.

Шептала молитвы, чтобы он вернулся живым.

Вдыхала аромат бумаги, пропитанной его запахом, словно сам Арагон был рядом.

А теперь всё резко изменилось.

Теперь я должна была терпеть и смотреть на него каждый день. На того же мужчину… и совсем другого. Чужого мне.

Как говорится, от ненависти до любви — и вправду один шаг. А от любви до ненависти — и вовсе полшага оказалось.

Всё переплелось во мне так, что я уже не знала, где начинается одно и заканчивается другое чувство. Его взгляд, его руки, его голос — сводили меня с ума, влекли и ранили до крови.

Арагон много времени проводил в казарме, что была расположена прямо на территории нашего имения. К нему приезжали соседи-лорды, владельцы земель, но их визиты были короткими. Приезжали — уезжали. В наш дом почти никто не заходил.

И всё это было странным. Слишком странным.

Много времени он проводил с бойцами. Утром они устраивали ристалища и тренировались. Я, признаться, даже засматривалась из окна кухни, когда завтракала.

Давно не видела мужа в деле.

Сильное и мощное тело двигалось на запредельной скорости, широкие грудные пластины мышц играли при каждой атаке. Платиновые волосы, выбивались из узла. Клинок сверкал в его руках так быстро, что сердце замирало от восторга.

Тело его было всё испещрено шрамами. Их стало гораздо больше за эти три года.

А тот, что проходил у самого сердца, и вовсе пугал. Красный, грубо стянутый, с рваным оттиском чьих-то монструозных лап.

Я смотрела на него — и не могла не думать: ведь это значило, что он был на грани. Что он чуть не умер. Что смерть дышала ему в лицо.

Рваная, уродливая рана говорила об этом громче любых слов.

Боги! Я задохнулась, когда увидела это впервые.

Растерялась. Расплакалась, даже несмотря на предательство мужа.

Ведь он чуть не умер. Был на грани. И даже не сказал мне об этом.

Всегда в письмах писал одно и то же: «Всё хорошо».

Всегда скрывал правду. Всегда оберегал меня ложью.

А потом я мысленно давала себе затрещину. «Не пристало мне наблюдать за ним. Не пристало». Отворачивалась и принималась за дела поместья.

Я планировала убраться отсюда как можно дальше. Не знала только, что возможность представится очень скоро.

Шел четвертый день прибывания мужа дома.

Вечером мы снова сидели втроём на ужине по приказу Арагона.

И вдруг в столовую ворвался гонец. Моё сердце заколотилось: что могло случиться?

— Генерал! Вам с фронта послание!

Арагон встал, забрал письмо. Я поднялась следом, отбросив тканевую салфетку.

— Накормите гонца, — бросила я служанке. Тот откланялся и ушёл.

Дракон взглянул на меня. В его глазах было одобрение. Да и как же иначе? Я ведь генеральская жена. Пусть и почти бывшая.

Но пока он разворачивал письмо, я видела, как его руки напрягались, когда тот увидел герб. Пальцы побелели от напряжения. Сердце моё сжалось. Дурное предчувствие накрыло с головой.

— Что там? — спросила я, положив руку ему на локоть. В тот момент я обо всём забыла.

Он пробежался по