Пшеничная вдова - Данила Скит

что за каждый неверный шаг я захочу снова отпереть башню. Что бы вы не сделали, знайте – этого не случится. Мне приятно, когда королева спокойна и улыбка сияет на ее лице, – точно, слово в слово, Реборн даже постарался повторить убаюкивающий тон, с рождения дарованный Юстасу богами, но не знал, получилось ли у него.

Конечно, со словами Юстаса он мог поспорить тысячу раз, и в душе своей давно уже это сделал, однако, тот убедил его, что королю важнее растопить сердце Исбэль и делать этого не стоит. А жизненно необходимо добавить ярких красок, ведь женщинам совсем не полезно знать правду. Что уши их, глаза и души живут, порой, вовсе раздельно друг от друга. И то, что входит в их уши обманывает глаза и убеждает тело в чем угодно. Реборн не понимал этого, он привык, что уши слышат то, что видят глаза и чувствует тело, в противном случае не верил не видимому, ни слышимому. Однако, Юстас оказался все же прав – Исбэль улыбнулась.

– Я отправляюсь в Глаэкор. Нужно уладить кое-какие дела со своим феодом, вряд ли мне удастся вернуться на родину в обозримом будущем. Меня не будет несколько недель, – Реборн улыбнулся, как ему и советовал Юстас, правда, только глазами. Исбэль кивнула, следовательно, ему и это удалось, – Вам поможет лорд Вердан Торелли. Как вы поняли, я думаю назначить его своей десницей. Можете полностью доверять ему – это человек, который не сможет подвести меня, даже если очень сильно этого захочет.

– Вердан Торелли охотно подмечает тонкие детали, вот только что делать с ними совсем не знает.

– Это так, – согласился Реборн, поразившись наблюдательности Исбэль, – Но он знает, как поступил бы я и будет делать именно так.

– Когда вы отплываете?

– Несколько сладких часов вашего сна назад, – ответил Реборн, повернувшись к Исбэль спиной. Он прошелся до стола с ее одеждой, зацепив пальцами бордовую сорочку, – Отплытие было запланировано на утро, я просто не поставил вас в известность. Зашел попрощаться, устал ждать, когда вы наплаваетесь.

Сорочка растянулась по краю бадьи, едва не коснувшись воды. Исбэль выбираться из бадьи не спешила. Заметив, что она медлит, Реборн отвернулся.

– У меня есть для вас небольшой подарок, – сказал он, не поворачивая головы.

Вода зашелестела.

– Ваш лучший подарок – доброе настроение, – ответила Исбэль, покидая спасительную мутноту воды.

Выбравшись из бадьи по мелкой деревянной лестнице и ощутив пятками пол, Исбэль спешно стала натягивать сорочку. Как назло, та слишком плотно стягивала тело и намокла так сильно, что пуговицы не хотели попадать в узкие петли. Королева поплатилась за излишнюю скромность, не решившись попросить полотенце, лежавшее на стуле и глядевшее на короля ровно так же, как и он на него. Густой отвар оказался более мокр, чем простая вода. Тело Исбэль облепила ткань, и если бы она взглянула на себя в зеркало, то, наверняка, посчитала бы лучшим решением оставаться голой. Но она выпрямила спину, сдержав идеальную осанку, гордо, как и положено королеве. Если бы Исбэль знала, что так делать не стоит, то сгорбилась бы, как высохшая старуха-трактирщица. Король холоден к женщинам, рассудила она, в пользу этого говорило все его поведение, значит, ей не стоит волноваться, вид ее не может смутить. Все, что от нее сейчас требовалось – отмести страх, сохранив достоинство.

Послышался щелчок. Король повернулся, взгляд Исбэль упал на черный бархат, а глаза ослепил голубой блеск на нем.

– Око бури – под стать хозяйке, – сказал Реборн, стараясь смотреть ей в глаза, и голос его казался задумчивым, – Вы сказали, что алмазы – это драконьи слезы, я подумал, вы захотите себе одну, – Юстас сказал, что начинать необходимо с простых вещей – они самые заметные, а что заметно, то достигает самого сердца. Женщинам просто необходимы эти странные пустяки.

Исбэль никогда не видела такого огромного бриллианта. Такого прекрасного бриллианта, он отразился в ее глазах и сверкнул в ее сердце. Граненая слеза дракона – это было нечто волшебное.

– Око бури, – прошептала она, когда на ее запястье смыкалась застежка тонкого браслета, состоящего из серебряных лепестков водяной лилии, – Наверняка, чешуя этого дракона была такой же голубой, как и его слезы. А пламя… я не хотела бы оказаться рядом, когда он изрыгает пламя. Интересно, что расстроило этого дракона, что он выплакал такую прекрасную слезу? Наверняка, это было что-то очень печальное. Может, он потерял дитя, или мать?

Ответа Реборна Исбэль не дождалась, потому как он ее не слушал, впрочем, как и не смотрел в глаза.

– Я буду носить на запястье эту печаль… Может, это неправильно, но как же он прекрасен, – улыбаясь, сказала Исбэль, а потом прошла мимо Реборна, неосмотрительно отбросив мокрые пряди на спину. Вонзив взгляд ей вслед, Реборн, словно привязанный, последовал за ней, – Моя невежливость была очень некрасива. На этот раз я буду очень благодарна.

Девушка нахмурились, проследив за его взглядом, вернула мокрые пряди на грудь и стала расчёсывать их расчёской из слоновьей кости с мелкими острыми зазубринами. Исбэль намеревалась сдобрить еще волосы лавандовым маслом, как только справится со спутавшимися кудрями. Она чувствовала себя ужасно неловко.

«Очень надеюсь на вашу благодарность», – так Реборн подумал, но вслух сказал:

– Мне довольно той благодарности, что у вас на лице сейчас, – Юстас выручал его не единожды, выручил и еще раз.

– Но моем на лице нет ничего, кроме улыбки и веснушек, – вдруг звонко рассмеялась Исбэль, совершив еще одну ошибку.

Что ж, довольно с Юстаса, довольно и с него. Он мог еще долго укрывать ее по ночам и дарить ей бриллианты, но не сделал бы и шага вперед. Реборн подошел вплотную и навис сверху. Он хотел наконец-то попробовать женщину.

– Нет. Мне недостаточно улыбок, – голос его охрип, – Я вас обманул.

Может быть, она ошиблась? Исбэль заметила, что взгляд его вспыхивал и гас, непонятно, что творилось там, в покрытой зимней коркой льда душе северянина. Но летом Теллостос был слишком жарок, лед не дождался бы зимы, чтобы упрочниться…

Дыхание Реборна стало шумным и глубоким. Когда Исбэль перевела взгляд, упорно цеплявшийся за открытую баночку с лавандовым маслом на Реборна, он уже держал в своих руках ошейник. Шипастый, черный, ровно такой, что она смыкала на его шее там, в звездочётной. Лавандовое дыхание замерло, на мгновение Исбэль перестала дышать… Реборн каменной глыбой возвышался над ней и даже не думал двинуться с места.

Если он оживет, не получив то, что хочет, я могу узнать, насколько в его словах мало правды, догадалась Исбэль.