Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

если б ты хоть попыталась копнуть глубже».

Вот она стояла у стены мастерской – а вот уже упала на тело Харта, сжимая в пальцах письмо и цепляясь за руку, которая больше не могла обнять ее. Она рыдала в идеальную ямку между шеей и плечом, в местечко, которое должно было принадлежать ей еще много-много лет.

«Все еще жду, пока ты натворишь глупостей», – прошептал он в ее воспоминании.

– Я столько глупостей натворила, – всхлипнула она, но он уже не мог ее услышать.

Он был уже далеко.

Глава тридцать девятая

Пока мама не смотрела, Харт стянул с решетки остывающее печенье. Он почти добрался до задней двери, когда она окликнула:

– Куда идешь?

Ладонь уже лежала на ручке. Он не обернулся – не хотел, чтобы она заметила краденую печеньку и еще теплые шоколадные крошки на пальцах.

– К ручью, – ответил он.

– Хорошо. Куртку надень.

– Да ничего. Там не холодно.

– Куртку.

Закатив глаза, он сдернул куртку с вешалки, выплыл из двери и скатился по ступенькам.

– Хартли Джеймс, надень куртку! – закричала мама из окна кухни, но в голосе играл смех.

– Ладно!

– Она тебе не поможет, пока не наденешь!

– Ладно! Пока, мам! Люблю! – крикнул он через плечо и умчался, а куртка воздушным змеем реяла вслед за ним.

– Тоже тебя люблю!

Солнце ярко сияло на безоблачном небе, погода стояла идеальная – прохладно, но не слишком. Он пробежал мимо курятника, мимо огорода, помахал дедушке, который проверял осадкомер на ячменном поле. Когда добрался до ручья, его уже с визгом догнала Грэйси. Он нашел палочку, бросил изо всех сил и посмотрел, как она бежит за ней, быстрая и грациозная, словно олень. Палочку Грэйси принесла обратно и уложила к его ногам, вывалив из пасти язык. С палочкой они могли играть, кажется, часами. Грэйси была неутомима, а Харт никуда не спешил, и дел у него не было. Но когда солнце поднялось в зенит и начало спускаться к западному краю, он решил, что пора идти домой.

Прошел мимо коров, которые возмущенно замычали, когда Грэйси решила поиграть в пастушью собаку, но вернулась по первому свисту сквозь зубы. Забежала следом за ним в дом через сетчатую дверь и обнюхала полосатую рыжую кошку Дианы, которая выгнула спину и скакнула в сторону. Харт взял себе газировки – в холодильнике у них всегда был словно бесконечный запас.

– Альма? Диана? – Он вышел в гостиную, где пылинки летали в лучах вечернего солнца, льющихся через открытое окно. Отпил газировки – пузырьки приятно щекотали язык. Билл вечно говорил, что от газировки зубы портятся, но Харт не мог отказать себе, когда заходил к Альме с Дианой.

Билл.

С Биллом было что-то не так, по Биллу полагалось грустить, но Харт не помнил, почему.

Он прошел по комнате, открыл дверь и вышел в контору погребального бюро «Бердсолл и сын» с ощущением, будто бился об стену.

«Мне сюда нельзя», – с ужасом подумал он.

– Пошевеливайся, Дакерс, – сказал он в пустоту. Но нет, в тот раз с ним был не Дакерс, верно?

– Грэйси, – позвал он, потому что не собирался бросать собаку.

Но потом вспомнил, что Грэйси тоже сюда нельзя. Тут жила другая собака. Он не мог вспомнить имя, пока оно само не всплыло в памяти и не скользнуло на язык.

– Леонард?

Справа кто-то пошевелился. Харт повернул голову и увидел, как боксер-и-кто-там-еще поднял морду с подлокотника кресла, на которое ему было нельзя. Обрубок хвоста вильнул. Пес спрыгнул с кресла и бросился к своему любимому маршалу. Харт попытался погладить Леонарда, но тот вдруг отпрянул, заметался со скулежом по комнате.

– Эй, что такое? – спросил Харт.

Леонард взволнованно залаял и умчался по коридору.

Из кабинета послышался скрежет, с каким отодвигают стул от стола, а затем – шаги к двери. В контору зашел мужчина, листая бумаги на планшете. Увидел Харта, вздрогнул. Потом снова посмотрел в документы.

– Мда. Видимо, сегодня.

Харт застыл на месте, ошарашенный, не понимающий, что чувствовать.

– Билл?

– Что? Нет. – Незнакомец окинул взглядом самого себя. – А, точно. Понятно. – Он осмотрелся. – Да, теперь понятно. – Снова взглянул на Харта и сердечно ему улыбнулся.

– Билл, – повторил Харт, только на этот раз не спрашивал.

– Нет, прости. Билла ты тут вот так пока не встретишь. Он чувствует себя очень виноватым перед тобой, боится, что ты не простишь его, хотя, очевидно, ты давным-давно его простил, если вообще за что-то винил. Дай ему время. Он придет.

Харт уставился на него. Он не знал, что сказать, потому что это определенно был Билл – с его шрамом на правой брови и отсутствующими кончиками мизинца и указательного на левой руке.

Незнакомец опустил планшет на стол. Подошел, остановился на расстоянии вытянутой руки.

– Я твой папа.

Харт все глазел на мужчину перед собой, который, насколько он знал, был его наставником и единственным настоящим отцом. Наконец он заговорил спокойным голосом, хотя не ощущал себя спокойно:

– Билл никак не мог меня зачать. Нет у меня папы.

– В твоих глазах я выгляжу как Билл, но это не так. Я Привратник – знаешь, тот парень, который проводит души в Дом Неведомого. Иногда им, одиноким и потерянным, нужна помощь. То есть я.

Харту показалось, что пол накренился под сапогами.

– Парень – в смысле бог?

– Ага.

– Ладно. – Больше он ничего не смог сказать.

– Ого. Хартли Джеймс. Я тридцать шесть лет ждал этого дня. Может, я хоть объятия заслужил?

Мужчина, который не был Биллом и который заявил, что он один из богов смерти – а они, насколько знал Харт, ни разу за всю историю не заводили детей, – шагнул к нему. Харт отошел назад. Он не желал иметь с Привратником ничего общего – с отцом, которого не было рядом, с тварью, надевшей лицо Билла, будто имела на это какое-то право.

Привратник остановился и поднял руки – руки Билла.

– Ладно. Ничего. Уловил. Понимаю, насчет меня у тебя сложные чувства. Может, будет легче звать меня Джеффом.

Харт стиснул зубы. Знакомая ярость затопила его прежнее замешательство.

– Что тут вообще происходит, Джефф? – Имя он выплюнул, как ругательство.

– Ты вернулся домой.

– У меня нет дома.

– Есть, конечно. Несколько. Поверь. Знать такие вещи – моя работа.

Харт с досадой вздохнул и окинул взглядом контору. Он знал это место и знал, что ему тут не рады, хотя и не мог припомнить, почему. Это определенно не его дом.

Привратник облокотился на стойку и щелкнул пальцами. Радость на его лице