Нарисую себе сына - Елена Саринова

есть, нам, ну, мне. Мне его до кровати.

— О, я сейчас, я только канделябр куда-нибудь… куда-ни… о, Бог мой!

— Мессир Вагриус, надо срочно послать за лекарем и магом, нет, магистром. Я скажу адреса. Вы это…

— Да, конечно. Нижон! Сантимо!

— Хозяин?!

— Да?! — дернулись в двери два подсвеченных фонарями, лица.

— Слушайте внимательно и запоминайте, что Их светлость будет диктовать!

— Диктую. О-о, хобья сила…вспомнила и…

Примерно час спустя, я давала первые в своей жизни показания. Получалось коряво и неуверенно. Хотя, кто его знает, как оно вообще принято делать:

— Я еще раз вам, сэр жандарм, повторяю: не знаю. И понятия не имею, кто это были такие. И что им вообще от меня…

— Ваша светлость, я понял. А-а… — усатый мужчина с красными от недосыпа глазами, отвел их в сторону балконной двери. — личные враги?

— Женского пола. Но…

— Я понял… Капрал!

Штора качнулась, впуская вовнутрь с балкона пожилого крепыша:

— Эксперт посмотрел, сэр. Говорит, что следов магии нет. Разве что, на углу дома — клочья от недавнего подвала. И все.

— И все, — почесал лоб огрызком карандаша жандарм. — Ну, так, заканчиваем. И… Ваша светлость, если вы что-то, вдруг, вспомните…

— А я…

— Что?

— У того, который меня держал, вот здесь, — мазнула я пальцем по внешней стороне кисти. — татуировка была. Но, я ее лишь миг видела и в темноте улицы.

— И-и?

— Трезубец. Но, с обломанным черенком. С очень коротким черенком.

— По-нятно, — протянул блюститель. — Морская татуировка… Ваша светлость? — и снова скосился на штору. — Мы уходим… Мессир Вагриус, лестницу от перил можете убирать… А вы надолго в Виладжо?

— В столице? — вот это вопрос так вопрос… Я обвела тоскливым взглядом освещенное сейчас множеством канделябров «побоище». Остановила его на спинах, беседующих у кровати сэра Клементе и Киприуса Виста и… — Не знаю еще. Очень надеюсь, что нет.

— Понятно. Я оставлю здесь, в гостинице, двух своих людей… Ваша светлость, имею честь, — и с явным облегчением, развернулся, хрустя черепками на полу, к коридорной двери. — Капрал, мы уходим…

— О, это надо же. В самом центре столицы. Ваша светлость, я горничных зашлю здесь прибрать?

— Да, мессир Вагриус. Но, чуть позже.

— Хорошо. И впервые в моем заведении. Чтоб такое. И…

— Сэр Клементе?

— Да, донна Зоя?.. Уважаемый магистр принял нужные меры — зарастил ткани вокруг раны. Я сверху наложил повязку. Однако потеряно много крови и нужен глубокий покой.

— Угу.

— Зоя, дитя мое, я ведь не лекарь, но сделал все, что мог.

— Я знаю, но, кроме вас, ни одному магу больше не доверяю. И спасибо. Вам, наверное, уже пора?

— О, завтра лекция, но, если надо…

— Нет. Идите.

— Хорошо. Я к вам загляну сразу из академии. И… — уже от двери. — Зоя, я очень рад.

— Чему, сэр Киприус?

— Тому, что вы… да, просто, вас видеть.

— А-а. Я — тоже.

— До завтра, дитя мое.

— Сэр Клементе, и вы можете…

— А я лучше останусь. До утра.

— Угу. Тогда, в комнате напротив. Там и прилягте.

— А вы?

— А я тут посижу… Идите, сэр Клементе и — большое спасибо. Нам повезло, что вы здесь.

— О, благодарите сэра Юрия и его… Да… Ну, я тогда, пожалуй вас… — и тоже тихо ушел. Закрыв за собой плотно дверь…

— Виторио?.. Ты спишь, — и, наконец, присела с ним рядом. На самый краешек. В полной тишине. — Любимый… Как же я испугалась. И как же я… соскучилась по тебе. И по твоему запаху. Во много раз больше, чем испугалась. Но, в моей голове не укладывается: как можно быть таким «моим» и таким твердо…

— Зоя. Я не сплю. Я все… слышу, — с сонной ухмылкой разомкнул он глаза.

— Ах, так?.. Ну, это и к лучшему.

— Конечно, «к лучшему», — вздохнув, согласился мужчина. — Надо принимать меры.

— Какие меры?

— Я узнал одного из них. Да и ты подтвердила.

— Когда?

— Татуировка, Зоя. Это — не трезубец. Точнее, он, но в форме буквы «Ш». «Шорох».

— А ему-то что от меня надо?

— Ему надо «от меня». И я сильно опасаюсь… — скривясь, приподнял он левую руку. — Что, через тебя. И что он для этой цели сошелся с двумя, небезызвестными нам дамами.

— Монной Фелисой и Сусанной?

— Ага… Надо написать записку и послать с ней человека в Диганте. Через здешнего хозяина.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас? — сосредоточенно глянул на меня Виторио. — Нет. До утра, пожалуй, потерпит. А прямо сейчас… — и откинул в сторону свою правую руку. — Ваша светлость, вы не откажете в чести составить компанию раненому?.. Зоя, иди ко мне. И хватит на сегодня разборок.

— А это тебе не навредит?

— Нет. Это лишь поможет. Да мы с тобой просто рядом… уснем.

— Угу, — громко вздохнув, хлопнула я предательски намокшими глазами…

— Зоя?

— Да?..

— Я тебя люблю.

Мама моя… И какое же это… счастье…

Судя по гулкому чириканью воробьев и бодрому лошадиному перестуку, утро дня следующего — наступило. И я, потянувшись, открыла глаза. Балдахиновый полог в полосочку приветственно всколыхнулся. Значит, еще и окно открыто. А может, балкон…

— … ох-ох… Ну, надо же… Раньше — никогда.

— Мессир Вагриус, к вам по поводу…

— Ага-ага, иду… Сантимо, вон там — следы на клумбе и тут еще бордюрчик подправь.

— Мессир…

— Да, иду я… нет, ну, надо же… В приличное место. К приличным людям… иду… — потом опять кто-то проехал по мостовой. И временное, не считая воробьев, затишье.

— Нас здесь по-прежнему считают «приличными людьми». И это не может не удивлять.

— Ох, мой мальчик, в подобных заведениях подобная же характеристика главным пунктом содержит: «Оплата вовремя плюс щедро посыпать сверху».

— Думаете, магистр, обольщаться не стоит? — хмыкнули вблизи задернутого наглухо балдахина. В ответ послышался, не тише уличного, перестук ложки по стенкам чашки:

— Думаю, здешний хозяин вашей «ярко расцвеченной парой», как вывеской над входом, сделает неплохой доход. К тому ж, он — человек, вроде как, тоже «приличный».

— И его характеристика начинается с: «В нужных местах глохнет и слепнет».

— Совершенно верно, мой мальчик, — и двое собеседников обменялись новыми сдержанными смешками. — А Зоя?

— Что именно, «Зоя»?

— Сильно из-за всего этого испугалась?

— Испугалась?.. — задумался мой любимый. — Надеюсь, что, нет, — я же, откинувшись на спину, вдруг, вспомнила свои собственные ночные умозаключения. И эмоции, волнующие меня гораздо больше визитеров с ножом. Точнее, их, этих эмоций, долгое и томительное отсутствие. — Доброе утро, Зоя.

— О, дитя мое… Она проснулась?

— Да… Сопеть уже перестала.

— А я во сне не соплю! Доброе утро, мессиры!

— Зоя, давайте к нам пить чай! Ваш лекарь уже уехал. А я вот — задержался… Зоя?