Андромеда - Ханна Ким

спрашивал, – тянет он, – но ты не ответил, и я решил, что ты обиделся, потому что я забыл, что именно ты мне его и подарил. У тебя ведь почти такой же. Но я никак не могу вспомнить, что это за созвездие…

Отчасти правда. Чонхо так резко ушел от ответа с утра, что Мингю не мог не смутиться подобной реакции. Наверное, это и правда неприятно – понимать, что самый близкий тебе человек забыл, что однажды ты сделал ему подобный подарок. Да еще и парный вроде как.

Чонхо подскакивает с дивана, заставляя его вздрогнуть.

– Я!.. – В Мингю эмоционально тычут пальцем. – Я так не могу!

– Эй, – он немного пугается, – прости, что я… Типа мне стыдно и все такое… Но я вовсе не…

Да что не так с этими чертовыми кулонами, блядь?

– Однажды ты сказал мне, что «он должен знать». – Чонхо хоть и возвышается над ним стеной, но вовсе не похож на грозовую тучу. – Помнишь?

– Наверное. – Мингю сдвигает брови к переносице. – К чему ты это?

– А еще ты говорил, что последнее, чего бы ты хотел, «чтобы ему было больно».

– Я… – Он закрывает рот, не давая последующим словам покинуть его; напряженно думает.

Кому «ему»? Кто тот человек, которому он не хотел сделать больно? Они же вот, все его люди: Чонхо, Санхён и мелкий. Быть может, еще Юбин и Соён. Кто еще? Разве есть кто-то еще? Почему на него смотрят так, будто он забыл о дне рождении собственной матери?

– Я не совсем понимаю, о чем ты. – Он сдается, потому что правда не понимает.

Чонхо со вздохом садится на пол возле дивана, запрокидывает голову назад, таращится в потолок. Мингю с волнением ждет того, что он скажет.

– Ты взял с меня обещание рассказать. – Чонхо медленно моргает. – Но я так надеялся, что мне даже не придется. Что эта ситуация не случится. Что все будет… по-прежнему, понимаешь? Но ты даже… – Он поворачивает голову, чтобы встретиться взглядами с Мингю.

– Я даже не… Что?

Чонхо забирается на диван, садится рядом. Тянется рукой и подхватывает пальцами болтающийся на груди Мингю кулон. Грустно улыбается.

– Это не я тебе подарил. И этот, – Чонхо цепляет пальцами другой руки кулон на своей шее, – подарил мне не ты. И даже не я сам себе купил.

– А кто? – Сердце стучит так сильно, будто совершенно с ума сошло.

– Знаешь… – Чонхо разжимает пальцы, и потеплевшая от его прикосновений подвеска падает обратно на футболку. – Я так долго думал, что могу тебя понять. Что я… я правда понимаю. Что бы ты ни сделал, как бы ни поступил. Что я понимаю твои мотивы и то, через что ты проходишь. Но сейчас… – Он тычет пальцем Мингю в грудь. – «Я не хочу, чтобы ему было больно», да? Ты ведь так думал? Думал и сомневался, а стоит ли отдавать письмо. Боялся, что этим сделаешь хуже. И я… Я, блядь, чувствую абсолютно то же самое сейчас. Чувствую, что вот теперь… именно теперь я понял все.

– Чонхо, – Мингю сглатывает, – прекрати говорить загадками, потому что, если ты продолжишь, я тебя побью.

В ответ – грустный смех. Цепочку на его шее еще пару раз поддевают пальцами, а затем смотрят в глаза. И там так много, что Мингю теряется. Там тянущая грусть и вина, там раздробленная на соты печаль и надежда на то, что смогут простить. Там будто целое небо, но оно ни сиреневое, ни голубое. Оно – затянуто тучами, и ни единого проблеска солнца. Ни единой возможности распознать цвет.

– Тэён, – соскальзывает с губ Чонхо. – Это имя говорит тебе о чем-нибудь?

– Тэён? – Мингю чувствует, как меж его бровей пролегает морщина; он щурится, бросая взгляд в сторону рабочего стола. – Тэён…

Это ощущение ни с чем не сравнить: оно одновременно и больно делает, и возвращает чувствам внутри тот оттенок, который ты будто бы утратил, забыл, как он ощущается. За грудиной не простреливает, не простреливает и голову несуществующей пулей – зато взрывается вакуум в сердце. Тот самый темный уголок, который не давал покоя. Он взрывается и – да. Дает начало Вселенной, но не новой, а той, что знакома давно.

Все чувства, подавляемые вынужденной пустотой, обрушиваются шквалом. Это длится лишь несколько секунд, но их Мингю хватает на то, чтобы забыть о банальной потребности организма в кислороде.

Он фокусируется взглядом на чужой руке, что лежит на его колене, а сам бездумно хлопает себя по карманам.

– Моя зажигалка. – Его голос срывается на последнем слоге; он прочищает горло. – Моя, блядь, зажигалка…

– Что? – не понимает Чонхо. Сжимает пальцы на его ноге. – О чем ты…

– Он стащил мою зажигалку, а мне настолько было не до того, что я даже не сразу заметил! – взрывается Мингю. – Тэён упер мою зажигалку! В то утро, когда мы… Когда мы… – Его голос стихает. Он опускает голову; глаза мгновенно застилает слезами. Мингю заваливается вперед и утыкается лбом в чужое бедро, сразу же чувствуя, как Чонхо кладет ладонь на его затылок.

– Мингю, – зовут его; он неразборчиво мычит в ответ. – Ты… вспомнил?

Вспомнил. Все до последнего мгновения вспомнил. И воспоминания эти вкупе с осознанием, что их у него последние сутки не было, отвешивают ему пощечины одну за другой. Он забыл. Он, блядь, забыл. Да как он посмел? Как он, сука, только посмел вот так взять и все забыть? Да как он…

Мингю приподнимает голову, шмыгает носом, разглядывая мокрое пятно на чужих джинсах. Виновато трет ткань, потому что стыдно становится.

– Мингю? – Чонхо же откровенно плевать на то, что он залил слезами его штаны. – Ты вспомнил?

– Да. – Он быстро-быстро моргает, пытаясь удержать себя от нового приступа.

– Невероятно, – шепчет Чонхо, глядя на него во все глаза, – охуеть. Но как же… Как ты… Невероятно. – Он смеется, но выглядит так, будто сам в шаге от истерики. – Если честно, я полдня морально готовился к тому, что мне придется пересказывать тебе твою же жизнь и… В голове не укладывается. Просто не укладывается.

– Что именно? – Мингю втягивает в себя остатки соплей. – То, что я все вспомнил, или то, что… – Он хочет распробовать последующие слова на языке, хочет как-то успеть привыкнуть к ним до того, как озвучить, но и так знает, что ни черта не получится. – Или то, что у Тэёна получилось?

– Как получилось? Как?! Мы сто раз это обсуждали, и я говорил, что способа нет, что его не существует! – Чонхо всплескивает руками.

– Может, пока не существовало. – Он дергает джинсовые нитки в прорези