ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена

А потом и количество зрителей со стороны наблюдающих увеличилось — все подключились, и кот Ученый, и Ворон Мудрый, и Леся с Яриною, и даже леший каменный. Опосля и Водя попросился — пустили. Привыкли мы завсегда работать командою, вот и в момент тревожный все вместе были.

И все вместе застонали разом, когда Данир портал призвал, злую, вот как есть злобой исполненной ухмылку не скрывая, и отступил… слишком медленно. В смысле вроде как быстро, да только жест сей был скорее приглашающий, нежели испуганный — Данир-чародей архимага пытался за собой увлечь.

«Это кудыть он нашего мага-то заманивает?» — всполошился неведомо как оказавшийся рядом с нами домовой Тихон.

«Веся!» — скомандовал леший.

Ну я понятливая, порою, сейчас как раз та самая пора была.

Стиснула браслет обручальный, рванула резко, да и выдернула Агнехрана прямиком к нам, аккурат в воду ледяную… это случайно вышло. Да только так зол был охранябушка, что вскипела вода вокруг него, а мне маг прошипел взбешенное:

— Лллллюбимая!

И приятно так на душе стало, радостно, светло, хорошо. И вот я ведь ведунья лесная, цельных два леса у меня, и подумалось вдруг мне — а что если взять, да и изменить правила? Ну подумаешь, впускаем не каждого, а выпускаем всех, в смысле никого не держим, можно ведь поменять все, и удержать… некоторых. И так мне вдруг идея эта понравилась, сильно-сильно… Одна проблемка обнаружилась — я на общей связи была, от того воззрились на меня все присутствующие соратники, и даже каменный леший как-то умудрился взгляд укоризненный отправить прямо из центра Гиблого яра. Вот нет в них ничего романтичного, вот совсем ничего.

А быть может, могла бы я стать первой ведьмой, что взяла, да и украла себе целого архимага!

«Не смешно, — укорил меня мой лешинька».

А я и не смеялась, это улыбка была мечтательная. И мечта, что у меня появилась, она такая красивая была. Всего-то и стоило что у архимага немного силенок отобрать, а опосля в Заповедном лесу заточить навечно. И тогда счастливая я буду, сильно-сильно, и каждый день будет как праздник, и…

«Вообще не смешно», — вот уж от кого не ожидала, так это от Леси.

Нахмурилась я, и выпить бы, да только стоит передо мной Агнехран-маг, смотрит недобро, объяснений явно ожидая. И ведь дать их придется, не отвертишься.

Потянулась я к нему, ладонь к щеке родной такой прижала, да и передала все, что увидела.

Постоял Агнехран, посмотрел воспоминания, опосля на меня взглянул, да и поинтересовался с трудом гнев сдерживая:

— А я, по-твоему, значит не зол?

Забрала я ладонь свою, села удобственнее на бережку, да и сказала глубокомысленно:

— Ты можешь злиться сколько угодно, да только нет у тебя такой злобы лютой, чтобы силу в ней неограниченную черпать. А у него есть.

Сузил глаза архимаг яростно, постоял, поглядел на меня, сказать явно что-то хотел, но произнес только:

— У тебя глаза светятся. Это ты злишься?

— Я? — переспросила удивленно. — Я нет, а глаза светятся это потому что Леся злится, и леший… и кот… и ворон… и второй леший особливо, и…

Тут я моргнула, связь с соратниками верными разрывая, на мага взглянула уже своими глазами и взором своим, да и сказала:

— Ты уж как хочешь, Агнехран, а только в состоянии нынешнем ты этому злодеюке чародейскому не соперник, сильнее он. Прости за правду.

Не простил. Стоял по пояс в воде студеной, на меня взирал пристально, да явственно слова подбирал, чтобы весь свой гнев мне и высказать. А он гневался, и я понять его могла — он же не только за себя переживал сейчас, но и за магов своих, за тех кто служил ему верно, тех кого вырастил, тех кто в бою плечом к плечу стоял. И… понимала я это, а только как объяснить ему, целому архимагу что ужас наводил на всех одним своим именем, что Данир-чародей, все же сильнее. И подлее. И коварнее. И жесток сверх меры. И…

— Мы после поговорим, — очень тихо, так чтобы я только и услышала, Агнехран сказал.

Положила я клюку рядом, колени свои обняла, голову поверх уместила, да и сказала как есть:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Охранябушка, «после» я только с умертвием твоим поговорить смогу. И то не факт.

Вскипел он, руки сжал в кулаки от гнева побелевшие, не сказал мне ничего исключительно, потому что… меня словом осторожным ранить не хотел. А так бы высказался, уж так бы высказался. В общем, мирится следовало… ему с ситуацией.

— Ближе подойди, будь добр, — попросила тихо.

Сделал шаг, приблизился.

Снова руку протянула, щеки его коснулась уж без труда, даже тянуться никуда всем телом не надо было, да и передала опять то жуткое воспоминание, как у юнца-чародея вечно молодого, от злобы словно крылья за спиной раскрываются.

Опосля в глаза взглянула охранябушке, да молча руку убрала.

Стоит он передо мной, маг что никогда голову свою не склонял, даже сил лишенный, да на меня смотрит так, что ясно без слов — он вернется, и удержать я не смогу, силенок не хватит. Такого всей мощью Заповедного леса не удержать. Только ведь и отпустить как? Я на него смотрю, позади него Заводь волшебная, ныне кабинет мага в крепости всем демонстрирующая, и лишь мне одной не комната высоко в горах мерещится, а четыре могилы, что я в своей жизни позади оставила. Три в деревеньке сгинувшей, да одна во лесу, с крестом наспех сколоченным… И не хочу я, не выдержу я могилы пятой. Его не станет, и от меня ничего не останется. Как сказать ему об этом? Как донести? Как объяснить?

— Я умру без тебя… — прошептала беззвучно.

— Я не могу остаться… — ответил честно.

И хоть вой, а понимаю я все, и решение его понимаю, и право биться за своих до конца понимаю тоже…

Но и иное мне ясно как белый день – потерять я его могу. Потерять навсегда, потому что чародей тот опаснее нас обоих, и безжалостнее вообще всех, кого знаю. И больно мне так, не продохнуть, всей грудью не вздохнуть. Тяжело так. Да только я ту боль сжала крепко-накрепко, внутри удержала, никому не показывая, и мыслить себя заставила рационально. Да, и так тоже умею, научилась уж, жизнь заставила.

— Агнехран, — сказала и поняла вдруг, что я его имя вечно произносить готова, — ты рубашку сними, да подойди ближе. Тот что Даниром зовется, он удар со спины нанес, и как ведьма я вижу какой – проклятие он наложил, видимо иглу использовал, как Заратар когда-то. И прежде чем ты пойдешь сражаться с тем, кто сильнее тебя, могущественнее, да подлее в сто раз, дай хоть от проклятия тебя избавлю.

Не стал он упорствовать, рубашку через голову снял движением одним, подошел ближе, да не спиной повернулся, а наклонился ко мне, руками в траву опираясь. И к самому лицу моему склонился, так что ощутила я прикосновение его волос, пахнущих хвоей и горным снегом, и поняла вдруг, что не забуду этого никогда. Ни запаха его, ни прикосновений, ни губ нежных да ласковых, ни глаз темно-синих, ни рук крепких, ни взгляда этого, что не скрывал от меня истины страшной – отныне я все для него, а он все для меня.

И это я того не понимала, даже две недели эти, что сохла по нему да сгорала, а он знал. Он, похоже, давно знал…

А еще поняла я, для чего ведьмам весна дана Землей-матушкой. Вот для таких ситуаций – когда на смертный бой любимого отпускаешь, а спасти его только весной собственной и можешь – она сил дает, она от беды защищает, она удар смертельный отводит… да только я свою давно истратила.

— Веся, — в глаза смотрит пристально, а передо мной расплывается — слезы незваные, последних мгновений счастья лишают, — что бы ни случилось, одно мне пообещай – из лесу своего ты не выйдешь.

И сорвались слезы с ресниц, по щекам двумя дорожками боли потекли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Веся, — маг руку протянул, щеки моей коснулся, — Веся…

А я вот о чем подумала – Тиромиру весну не отдала лишь по незнанию, словно уберег кто. Кевину отдала все, что могла – но не любила я его, пыталась, всеми силами пыталась, но так и не полюбила. А вот Агнехрана люблю. Всей душой, всем сердцем, всей жизнью своей бедовою. Больше неба его люблю, больше солнца, больше жизни. И может поздно уже, может не выйдет ничего, может глупости все это, да только…Ведь цвела весна в сердце, когда обнимал, когда к глаза смотрел так, словно для него весь этот мир в моих глазах существует, когда целовал, так бережно, словно нет на свете ничего важнее меня… А для меня важного так много – лес мой, яр мой, друзья-соратники верные, ведунья новая лесная, что народится скоро. Для меня все важно, но сердце свое я Агнехрану отдала без сожалений, скорее с благодарностью, за то что появился в моей жизни, за то что он вот такой, какой есть, за то, что он просто есть. И я не знаю, осталось ли что-то от моей весны, но знаю точно – всю силу своей любви, всю силу своего сердца, всю нежность, заботу и счастье, я хотела отдать лишь ему, ему одному.