Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ) - Даша Семенкова

– Нельзя так переедать на завтрак! – воскликнул он, как будто я предложила устроить банкет по меньшей мере из десяти блюд. – Это вредно, в конце концов, неприлично. Ты же благородная азорра, откуда эти плебейские замашки?

Не желаю быть благородной, носить кошмарные бабкины ночнушки и есть на завтрак кашу на воде. Я плебейка. Пожарьте мне кто-нибудь картошечки.

– Завтрак – главная еда, – сделала робкую попытку. – У меня не будет сил. Мне нужно два раза по столько, а еще сливки, джем и булочку.

– С таким рационом ты скоро будешь похожа на тетушку Сару. Помнишь тетушку Сару, она была у нас на свадьбе? Ту, которая еле помещается в дверной проем? Она так и не смогла выйти замуж, если ты не знала, осталась старой девой из-за своего обжорства.

– Я-то уже вышла.

– Прекрати перечить! – у муженька наконец кончилось терпение. – В моем доме толстых нет. И точка.

Удивительно, но я сумела сдержаться. Фразу "ну ты и скотина" произнесла только мысленно.

8.

Я не решилась сразу проявлять характер, чего-то требовать и ставить ультиматумы. Во-первых, Милош вроде был настроен дружелюбно, а ссориться с мужем в первое же утро совместной жизни – глупость неимоверная.

Во-вторых, настоящая Николина такого бы точно себе не позволила и привередничать не стала бы. Девушки, которые носят такие платья, не умеют привередничать.

В общем, я решила лучше денек поголодать. Не смертельно. Тем более угощения, предлагаемые в этом доме, превосходно отбивали аппетит. Кажется, я начинала понимать, почему овсянка на воде так любима девчонками на диете: много этой дряни не съешь, похудеешь как миленькая.

Вместо вкусняшек на десерт мне досталась беседа с драгоценным супругом, из которой я почерпнула немало полезного. Он обожал говорить о себе, особенно если его слушали с искренним вниманием, интересуясь каждой мелочью. Вот и разошелся, забыв про время. А может просто и не торопился никуда.

Несмотря на то, что первое впечатление у меня о нем сложилось не из лучших, нельзя было не признать – все-таки он очень обаятельный. Сочетание внешней красоты с голливудской улыбкой, на которую невозможно не улыбнуться в ответ, и умением быть милашкой когда хотел, против воли располагало. Таких как он нельзя не любить и трудно долго на таких сердиться.

Милош Лессар двигался с природной грацией сытого льва, разленившегося на солнце. У него был приятный баритон, и он умел вести непринуждённую беседу. Он красиво жестикулировал, красиво ел, красиво говорил и в целом казался человеком, помешанным на эстетике.

Кстати, когда я перестала препираться, расхвалил мою новую прическу, не скупясь на комплименты. Причем такие, которые мне действительно были приятны, словно особым чутьем угадывал.

В общем, муж мне достался – грех жаловаться. Достоинства у него явно имелись. Невозможно было этого не заметить, ведь Милош не стеснялся выставлять их напоказ.

Ну а если по делу, я узнала, что он единственный наследник своего недавно почившего деда. Фабриканта, миллионера и известного в столице мецената. Его отец, тот, кто готовился стать достойным преемником и приумножить капитал, погиб от несчастного случая ещё раньше, и бремя богатства свалилось на внука, который был к этому совершенно не готов.

Впрочем, наследством он явно не тяготился, хотя по отцу и скучал. Понемногу вникал в дела, предпочитая по большей части оставлять их на немалый штат управляющих. Налаживал отношения с важными людьми и партнёрами, с которыми состоял в одном клубе – в основном за карточным столом или на теннисном корте. И в целом вел привычную жизнь богатого бездельника. Судя по его рассказам о том, как проводит время, удовольствия занимали его гораздо больше, чем работа.

В числе прочего ему достались крупнейшие судоремонтные верфи, морская торговая компания и два пассажирских лайнера – невероятно прибыльное дело. Но он предпочитал кататься на яхте и признался, что разговоры о торговле и перевозках вызывают у него дремоту. В фамильный замок не наведывался с детства, а теперь и вовсе разрешил водить туда туристов, сочтя это забавным. Старинную ткацкую фабрику, на которой его предок когда-то сколотил первый серьезный капитал, он мечтал сбыть с рук, жалея, что дед перед смертью успел взять с него обещание этого не делать.

– Железного нрава был старик дедуля Лессар, да смилостивятся в аду черти над его душой, – усмехался Милош, вспоминая вредного родственника с некоторым даже восхищением. – Над его гробом никто из домочадцев не пролил ни слезинки, боясь вызвать его гнев даже с того света. Он терпеть не мог нытиков. Правда, когда огласили завещание, плакать все дружно расхотели. Разве что от досады.

– Выходит, он все оставил тебе, – кивнула я, отмечая, что мне, возможно, повезло. Если в остальном он не такой же жадный, как в кормежке. – Или у него был единственный сын? У тебя что, нету братьев и сестер, хотя бы двоюродных?

Ляпнула – и спохватилась, что Николина должна была все это узнать еще до свадьбы. Вон, только что про какую-то толстую тётку говорили, с которой она точно знакома. Однако мой муженёк внимательностью явно не отличался и продолжал как ни в чем не бывало.

– После оглашения завещания можно считать, что нету, – хохотнул он безо всякого сожаления. – Но для нас с тобой это и к лучшему. Не станут докучать. Скучнейшие люди все эти дядюшки, тётушки, кузены... Только и норовили залезть к старику в карман и сделать все возможное, чтобы другие не залезли. Видела бы ты, как они вокруг него увивались. Готовы были день и ночь перед ним на задних лапках плясать.

– Только ты один сохранил гордость и не плясал. И за это получил награду, – предположила с нескрываемым ехидством. – Или просто был его любимчиком?

Всегда поражалась таким вот семействам, где за лишнюю копейку норовят друг другу горло перегрызть. Родственники, а хуже злейших врагов. Хотя в моей родне миллионеров не было, как знать, может сама вперёд всех вокруг умирающего старого брюзги увивалась бы.

– Дорогая, ты мне льстишь. Меня он называл не иначе как позором рода. Или божьим наказанием. А, ну и бездарным олухом, конечно. В любимчиках, если к старику вообще уместно применить это слово, у него был мой отец. Его он считал единственным толковым из всех нас.