Спящее пламя Ферверна - Марина Эльденберт

Что позволила себе влюбиться не в того парня.

Все это я допустила сама, сама выбрала быть хорошей дочерью, послушной девочкой, не разочаровывать мать (я буду фигуристкой и выиграю мировые соревнования, как всегда хотела ты) и отца (а после пойду в дипломатию, как ты всегда хотел).

Все это обрушилось на меня с такой ураганной силой, что внутри перехватило дыхание, как от первого и последнего вздоха без защиты во время Ледяной волны.

— Не смотри на меня как на врага, Ятта, — попросил Вэйд. — Я никогда им не был.

— Ты никогда не был мне кем-то! — зло выплюнула я. — И никогда не будешь!

— Но ты пришла.

— Да, я пришла, чтобы поставить точку в том, что…

— Я для тебя никто?

Всю свою жизнь я контролировала эмоции.

Чувства.

Я контролировала свое поведение и даже свои мысли, но рядом с Вэйдом меня словно бросали в шейкер, в котором крутилась я и все мое невысказанное, непрожитое, невыплаканное. И невыкричанное. Или как называется то, что ты должна была выдать, когда тебя бросили через сообщение⁈

— Если бы ты не сидел здесь, я бы тебе врезала, — сказала я, сжимая кулаки.

Как он меня бесит! О-о-о, если бы только кто-нибудь знал, как он меня бесит! Как мне хочется надавать ему пощечин! Вместо этого я зарычала и от души врезала сжатым кулаком по стене. Никто мне не говорил, насколько это больно. Потому что боль плеснула сквозь словно обожженные фаланги в кисть и в предплечье, и я все-таки заорала. Правда, сдается мне, что даже не от этой боли, а от той, что жила во мне все это время свернутая раскаленной спиралью. Которую я поместила в особый вакуумный щит, не позволяющий ей испепелить меня изнутри, и вот сейчас этот пузырь лопнул.

Обжигающие брызги врезались в легкие, в сердце, в желудок, и я рухнула на колени, в собственные осколки льда. В то, что долгое время защищало меня как панцирь, но сейчас и оно треснуло, и осыпалось, и под ним оказалась совершенно незнакомая незащищенная я, слабая и уязвимая.

Больше всего на свете я ненавидела это чувство, это чувство беспомощности. Уязвимости.

Я никогда себе его не позволяла.

Даже когда было невыносимо больно… если когда-то было.

— Ятта!

Даже хриплый голос сверху не заставил меня остановиться. Из глаз хлынули слезы, и я сжала кулаки с такой силой, что ногти врезались в кожу.

Ногти с идеальным маникюром.

Все во мне было идеально… кроме меня самой, потому что меня самой никогда не было.

— Ятта! — зарычал Вэйд, а потом я услышала какой-то грохот и вынырнула из своего кошмара. Чтобы увидеть, что его коляска отлетела к стене, а сам он сидит рядом со мной. Но, раньше чем я успела хоть что-то сказать, сделать или даже подумать, я оказалась в его объятиях, и мой мир окончательно смело ураганом.

Мне больше не нужна была моя идеальность.

Моя репутация.

Все, что мне было нужно — это он, его близость, его запах, его руки на моем лице, его губы на моих. Мне казалось, что если наш спонтанный поцелуй прервется, я действительно задохнусь. Умру на месте. Не так, как раньше, а совсем, потому что я слишком долго отказывала себе в том, чтобы чувствовать так, и если это сейчас закончится, у меня просто не выдержит сердце.

Но поцелуй не заканчивался, и его близость тоже.

Его пальцы стирали соленые дорожки с моих слез, а его губы творили с моими что-то невероятное. Я сходила в его руках с ума, а сердце колотилось в таком ненормальном ритме, что я должна была задыхаться от нехватки кислорода.

Но я не задыхалась, я впервые дышала полной грудью.

Потому что Вэйд был моим кислородом.

Он был моим всем.

* * *

— Сумасшедшая, — произнес он хрипло, отрываясь от моих губ, а потом мягко накрыл мою руку своей. — Дай посмотрю.

Я только сейчас вспомнила, как ударила стену, и пальцы под его горячей сильной ладонью запульсировали. И нет, я не должна была этого делать, но я позволила ему взять мою руку в свои ладони. Даже от столь простого, не имеющего никакого чувственного подтекста прикосновения меня всю перетряхнуло. Я вздрогнула всем телом, когда он коснулся губами моих сбитых костяшек.

— Здесь есть аптечка, — сказал Вэйд. — Пойдем…

Он осекся и мрачно посмотрел на отлетевшее кресло.

— Ну или поедем. Это надо обработать.

— Не надо, — покачала головой я.

— Не будь ребенком.

— Кто⁈ Я⁈

— Ну не я же. Кстати, буду очень благодарен, если ты подтолкнешь ко мне этот летающий… в общем, буду очень благодарен.

Это было неправильно, иррационально, как угодно, но только не так, как должно быть.

Он не должен сидеть в этом кресле.

Меня не должно здесь быть. Но…

— Сейчас.

Я поднялась и подтолкнула кресло, которое мягко заскользило к нему на аэроподушке.

— Давай помогу…

— Лучше придержи его. Дальше я сам.

Вэйд так легко в него подтянулся, как будто делал это каждый день, и я отпустила спинку, как только поняла, что моя поддержка больше не требуется.

— Пойдем. Ближайшая аптечка как раз на арене.

Потом я сидела, а он обрабатывал мои пальцы с той же уверенностью, с которой забрался на кресло. Интересно, есть в этой жизни хотя бы что-то, что у Вэйда Гранхарсена не получается? Или получается плохо? Его прикосновениям могла позавидовать опытная медсестра, а уж то, что я была знакома с самыми опытными медиками (привет, Арден) сомневаться не приходилось.

— Все, пара часов — и будут как новенькие, — сказал Вэйд, наклеивший заживляющие пластыри. После чего поднял голову и посмотрел на меня. Я уже почти забыла этот взгляд, когда сиренево-фиолетовая радужка словно подсвечивается изнутри пламенем и становится почти неоновой.

— М-м-м… — тихо сказала я. — Спасибо.

— Не за что.

То, что накрыло меня в коридоре, не поддавалось никакому объяснению. Хотя нам с ним точно не помешало бы объясниться, но… не сейчас. Боюсь, если меня накроет еще раз, я точно не выдержу, такую силу чувств вряд ли способен выдержать даже тот, кто позволяет их себе каждый день. Что уж говорить обо мне.

Сейчас я чувствовала себя на удивление легкой, как будто буря, прошедшая внутри меня, отступила, и солнечный свет затопил меня всю. Если