Пшеничная вдова - Данила Скит

– Я жива только потому, что твой отец отмерил мне две весны! – продолжала шипеть Исбэль, будто не замечая руки у собственного горла, которая отстранилась уже на добрые десять дюймов. Мгновение и рука исчезла совсем, волосы на голове Исбэль шевелились, словно у Горгоны, пламенные змеи получили свободу и жаждали жалить, – Ты просто его цепной пёс! Убийца, падальщик! Ты не король, ты захватчик, недостойный даже пяди земли Теллостоса! Я – настоящая королева! У меня нет дитя?! Да потому что у тебя нет ничего, кроме мертвого семени! Да, ты – мертвое семя! ТЫ НИЧЕГО ПОСЛЕ СЕБЯ НЕ ОСТАВИШЬ! – Исбэль вытянулась, словно струна, задрала подбородок высоко вверх, и выкрикнула твёрдо и непримиримо: – На колени!

Воздух замер. В нем, казалось, застыли все мысли и чувства. И даже мертвящая сталь Блэквудов на какое-то мгновение перестала разить. Реборн смотрел на девушку в упор, не мигая, и голубизна его ледяных глаз не выражала ничего. Так он глядел, казалось, вечность. В воздухе что-то треснуло. И он встал на колени. Разъярённая Исбэль наблюдала, как тот скользил вниз, и когда его колени коснулись холодного камня, снова прошипела:

– Сними это! Ты не достоин носить королевских одежд! – девушка схватилась пальчиками за воротник черного атласного камзола с золотой вышивкой и с силой ее дернула, затем пальцы ее коснулись королевской печати на груди и ловко сдернули ее с его шеи.

Реборн медленно, словно в каком-то дурманящем забытье потянулся к полам камзола и стащил его с себя, оставшись в рубашке и без печати на шее. Исбэль схватила кожаный шипастый ошейник Лютого со стола. Он сомкнулся на шее Реборна, пару раз звякнув цепью.

– Цепному псу цепной ошейник! – холодно выплюнула она и с силой дернула за цепь. Все это время Реборн полчал и был податлив, словно деревянная кукла-марионетка. Его взгляд затянула хмельная дымка пугающего забытья.

Тело Исбэль внезапно обессилело. Она плюхнулась на диван, закрыла ладошками лицо и окончательно дала чувствам волю. Она рыдала и рыдала, и слезы текли по ее щекам неудержимым потоком, словно стремились утопить и ее, и короля, и весь этот проклятый замок.

За полнотой горя своего она совсем не почувствовала первых прикосновений, скользнувших по ее щиколотке, а потом дальше – вверх, по белоснежным хлопковым чулкам. Цепь внезапно стала тяжела и натянулась, невольно оторвав правую ладонь от ее лица. Исбэль с удивлением глядела, как на ней повисла рубаха, снятая королем через голову. Реборн оказался совершенно наг. Как же так? Она же проплакала совсем недолго. Как можно раздеться так быстро? И зачем?

– Что такое? Где ваша одежда? А исподнее? – ошеломленно проплакала Исбэль, – Что за бесстыдство?

Ответа она не получила. Исбэль отбросила отяжелевшую цепь, словно ядовитую змею. К тому времени ладони Реборна уже сомкнулись на ее коленях. Голова его была опущена, но Исбэль видела – его колотило. Волосы его взмокли и покрылись соленой влагой так обильно, что уже стекали ручейками по черным волнам. Дыхание Реборна потяжелело и стало похоже на хрип. Его широкие ладони вцепились в плоть Исбэль так, что ей стало больно.

– Что… Что вы делаете? – в ужасе выдохнула Исбэль, – Не трогайте… Не трогайте меня!

Реборн поднял лицо – взгляд его сделался диким и яростным. В нем не читалось ничего, кроме звериного, неуправляемого бешенства. Девушку обдало кипятком внезапной паники. Она стала вырываться, неистово, что есть сил. Реборн даже в дурмане забытья хватался цепко и был на порядок сильнее Исбэль. Изогнувшись, словно кошка, она откинулась назад и с силой лягнула Реборна ногой в раненое плечо. Тот скривился и завалился на спину, попутно стянув с ее правой ноги белоснежный чулок. Чулок взмыл вверх, словно очередная змея в этом огненно-прохладном вечере и упал замертво на одетый камнем пол.

Исбэль вскочила.

– Убить меня захотели?! – воскликнула она отчаянно и зло и занесла голую пятку над Реборном, – Ненавижу! Я – не конь! Но перед смертью тоже могу хорошенько лягнуть!

Она хотела причинить ему такую великую боль, какую он причинил ей, отобрав все. Разрушив ее жизнь, напомнив о нарождённых ею детях. Такая боль могла сравниться разве что с воспоминаниями о трагедии, случившейся с Реборном в его отрочестве. Тогда, когда его лягнул вороной конь… Исбэль наполнилась яростью и ненавистью и с силой наступила на податливую плоть Реборна. Тот схватился за лодыжку Исбэль и напрягся, сделавшись столь же каменным, как и пол, на котором лежал. Посчитав, что недостаточно усердна, Исбэль ещё раз дернула ножкой и внезапно вздрогнула. Она вдруг почувствовала, как мягкая плоть стремительно увеличивается в размерах. Исбэль так испугалась, что в то же мгновение попыталась отнять пятку, но Реборн не дал сделать ей это. Стальной хваткой он держал ногу Исбэль, прижимая к своей болезненно-возбужденной плоти. Так она вырывалась и вырывалась, пытаясь удержать равновесие, схватившись за столик рядом, а он все держал и держал, пока в какой-то момент не напрягся так сильно, что устрашающе выгнулся, раскраснелся, словно раскалённая сталь, опаленная жарким пламенем, оскалился, почти вынув вены из-под кожи, и зарычал. Чресла его пронзила острая боль, смешавшаяся с такой сладостью, что в глазах померк свет. В этот самый момент Исбэль почувствовала, как что-то горячее ошпарило кожу ее пятки, за одно сделав полностью мокрой. Не удержав равновесие, она рухнула подле Реборна. К этому моменту хватка его совсем ослабла. В счетоводной повисла гнетущая тишина.

Только по прошествии целой вечности потухшее пламя волос с осторожностью приподнялось. Всю эту вечность король молчал. Девушка подняла рыжую голову, ее била лихорадочная дрожь. Реборн лежал, закрыв глаза и был похож на мертвеца. В паническом ужасе Исбэль подползла ближе. Прикоснулась к его груди, пытаясь понять, бьётся ли его сердце. Но от волнения не смогла даже понять, бьется ли ее собственное. Пальчики нащупали что-то липкое на коже, покрытой густой черной порослью. Панический взор сполз вниз, к налитому органу, казалось, уткнувшемуся ей прямо в лицо. В нос ударил резкий, животный запах. Весь этот орган, живот и часть груди Реборна были вымазаны белесой жидкостью, в которой плавали тонкие прожилки свежей крови. Исбэль вспыхнула: видимо, она встала на что-то очень хрупкое, что есть у мужчин, раздавила это что-то и оно лопнуло, убив короля!

– Убила… Я его убила! – прозвенел в ушах ее собственный голос.

Исбэль с ужасом взирала на белую жидкость, на кровь, звериный запах впивался в ноздри и заставлял кружиться голову. Она попятилась, не вставая с четверенек, уперлась о столик, тот качнулся, с него полетела хрустальная крышка. Крышка ударилась