Пшеничная вдова - Данила Скит

пару раз пыхнуть, прежде чем она отошла к столу и отвернулась. Нет, она не могла, просто не могла смотреть на это бесстыжее безразличие.

Откинув с горлышка графина крышку, Реборн налил себе бокал крепкого тулусского. Хрустальная крышка звякнула о стол и покатилась, уткнувшись в черную кожу собачьего ошейника.

Реборн все гадал, какая же муха ее укусила. Даже там, в тронном зале, когда она рыдала над телом мертвого отца, смогла взять себя в руки. И на свадьбе, когда ее изучали десятки пар глаз, не выдала своих чувств. И даже когда ей упиралась сталь его клинка в живот, стойко приняла все испытания. А тут взъелась из-за какого-то ключника. И, видимо, останавливаться не собиралась. Может, у нее женское недомогание?

– Если есть какие-то вопросы, можем обсудить это вечером в покоях, а пока я хочу закончить работу.

– Как? Вы и сегодня хотите ночевать со мной?!

– А что такого?

– Мне не нужны надсмотрщики! Я никуда не сбегу!

– Если бы я боялся, что вы хотите сбежать, то запер бы вас в башне. А я просто не хочу лишних пересудов, – Реборн залпом выпил крепкий напиток, – Но если будете так продолжать, то в башню всё-таки отправитесь.

– Сначала вы убили моего отца, братьев, а теперь хотите запереть в башню?! – задохнулась от возмущения Исбэль.

– Правители не могут позволить себе слабости, присущие простым людям. На них лежит огромная ответственность. За их спинами гораздо больше душ, чем лежало мертвых в тронном зале, – и все-таки ему не очаровать ее, догадался Реборн. Слишком большая пропасть.

– Кажется, ещё минуту назад вам было все равно на эти души!

– Это разные вещи.

Исбэль хотела бы обернуться и посмотреть в лицо жестокому королю, но знала, что не прочтет на нем ничего, кроме безразличия. А сейчас может быть ещё и раздражения, словно она надоедливая муха, которую не отгоняют только потому, что готовятся прихлопнуть. Губы девушки дрогнули. Вот-вот, и она всё-таки заплачет. Она опустила голову, чтобы слезы, если и покатятся из глаз, то сразу упадут вниз и не запачкают щек, обнажая ее слабость.

Взгляд упал на знакомые бумаги, уже отмеченные годичной желтизной. Кое-где стройный ряд цифр был перечеркнут, кое-где сделаны правки. Прямо над ее стройным почерком, который ее отец, король Дорвуд, всегда называл вальсирующим.

– Что вы сделали? – на выдохе изумилась Исбэль.

– М?

– Стоимость ввоза шротовой прикормки для дальних рубежей была сто сорок золотых, а сейчас целых триста!

– Всего лишь увеличил пошлину.

– Но для них это слишком большая цена! К весне запасы истощаются и новый доход будет только к урожайной осени, а подкормка для морской охоты нужна круглый год!

Новая порция напитка остановилась на полпути. Реборн пристально посмотрел в спину Исбэль.

– Как много вы знаете?

Теперь стало понятно, откуда у короля Дорвуда столь стройный, мелодичный почерк. Счетовод не обронил ни слова, что любопытный носик Исбэль отметился и тут. Реборн ещё раз убедился в правильности своего решения заменить мятежные должности.

– Достаточно, чтобы знать, что повышать пошлину им нельзя!

– Дальние рубежи платят в два раза меньше, чем остальные. Нет смысла заниматься благотворительностью только потому, что вам стало почему-то их жалко.

– Китобои… – задыхалась Исбэль от возмущения, – …китобои лудброка отгоняют кракенов с дальних рубежей уже две весны, чтобы они не приплыли в Агатовое море!

– Правда? – вскинул брови Реборн.

Счетовод не сказал и этого, но Реборн предполагал, что он просто не знал. Некоторые договоренности, по-видимому, хранились в секрете. В Теллостосе было гораздо больше подводных камней.

– Да! Правда! Зачем вы берётесь за изменения, если ничего не знаете?!

– Расскажете мне о всех нюансах, и все изменится. А я уже решу, что делать дальше.

– Для чего? Чтобы вы меня потом смяли и выбросили, как ненужное тряпье?!

– Надеюсь вы понимаете неуместность своего поведения, – голос Реборна затвердел. Ему крайне не нравилось поведение его жены.

Несмотря на внешнюю невозмутимость, Реборн чувствовал, что терпение его заканчивается. Он не любил, когда кто-то выбивает его из привычного равновесия. Даже если это была Исбэль. В особенности, если это была она.

Исбэль резко повернулась. По ее щекам текли крупные слезы.

– Вы приходите в Теллостос и убиваете короля, – выплевывала она слова, – Моего отца! Забираете то, что вам не принадлежит и все рушите! – Исбэль перешла на крик, – Тут все прекрасно работало и без вас! Не отдам! Моя! Моя страна! – девушка сжала кулачки и неистово затоптала ногами.

– Вы ведёте себя, как ребенок, – окончательно начал терять самообладание Реборн, также повысив голос, – Несмышленая, истеричная девица!

Но Исбэль продолжала плакать и топать ножками, словно обезумевшее дитя.

– Да, мы все меняем! Неужели вы думали, что мы придем и все будет по-старому?! – пытался достучаться до взволнованного разума Исбэль Реборн, но выходило это у него слишком громко, – Вы бы не совали свой любопытный носик куда не следует, если бы у вас было свое дитя.

Девушка распахнула глаза и застыла, будто ее ударили обухом по голове. Растрепавшиеся кудри на ее голове в мгновение стали ярче самого пламени. Она даже перестала истерить и плакать. И в изумлении раскрыла алый рот.

– Вы… вы… – задыхалась она от слез, – Не смейте говорить мне про дитя! – взвизгнула Исбэль, будто по ней полоснули острым ножом. Жестокие слова дошли до самого сердца, – Вы недостойны даже в мыслях этого касаться! Разрушитель! Все у меня отнял! Близких, страну, честь! Ничего не оставил! Ненавижу! Ненавижу тебя!

С этими словами Исбэль подлетела к Реборну и отвесила ему звонкую, горячую пощечину. А потом ещё одну, и ещё. Несколько обескураженных мгновений, и Реборн двинулся вперёд. Он сразу сместил вспыхнувшую Исбэль к стене и схватил за горло. Плотно прижав ее к камню, он сцепил свои пальцы, готовый в любой момент переломить хрупкую белую шею.

– Никогда не смей поднимать руку на короля, – в его голосе чувствовалась такая сталь, будто слова могли затвердеть и поранить кожу, – Я оставил тебе жизнь. Ты жива только потому, что я тебя жалею.

Воздух раскалился докрасна. Жар витал над головами и заходил в лёгкие, он тек по венам. Реборн глядел в искрящиеся, блестящие от слез глаза Исбэль и ждал, когда та остановится. Она не могла не остановиться, потому что подошла к черте.

Послышался шумный выдох. Через мгновение во взгляде девушки было столько ненависти, что она уже скрипела у нее на зубах.

– Сссобака! – прошипела Исбэль, словно кобра, готовая к нападению.

Реборн ошарашенно раскрыл глаза, на мгновение подумав, что ослышался. От удивления он даже ослабил хватку и отнял пальцы от