Развод. Не прощу за "походную жену" - Екатерина Гераскина

И впервые за долгое время мне стало по-настоящему страшно.

— Так что скажите на мое предложение? — нервно переспросила Луиза. — Вас оно устраивает, а?

Глава 47

— То есть ты даже не могла и помыслить, что в бедности, в тяжёлом положении твоего народа, в отсутствии помощи таким женщинам как твоя мать, многодетным, брошенным мужьями, — может быть виноват сам император? — спросила я, не отводя взгляда. — Или ты думаешь, что твоя семья — единственная? Нет. Их много по всей империи. Идёт война: многие мужчины гибнут — братья, отцы. Твоему императору на это, по большому счёту, плевать.

Я сделала паузу.

— Хорошо, — продолжила я, — почему твоя мать не смогла узнать о тех графствах, герцогствах, баронствах, где дают пособия? Где могли бы ей предоставить хоть какую-то посильную работу, платить за неё, и дети бы не нуждались в хлебе? Самый лёгкий путь — пойти «на панель», пить, ничего не делать, сложить руки. И ты тоже захотела лёгкой жизни.

Луиза вскинула подбородок и хотела возразить, но я не отступала:

— Я не буду стыдиться того, что родилась аристократкой. Никто из присутствующих этого не стыдится. Но это не значит, что мы не работаем, не стремимся, чтобы люди, за кого мы отвечаем, жили тоже в достатке. Быть аристократом — не значит вести праздный образ жизни. Это — ответственность за тех, кто живёт на твоих землях. Это взаимовыгодные отношения.

По глазами видела, что плевать ей на мои слова.

— Но ты, Луиза, не могла даже подумать об этом, — выговаривала я. — Тебе было проще ничего не делать. Скажи: ты хоть задавалась вопросом, что будет с ребёнком, которого ты родишь и отдашь императору? Что он будет вкладывать ему в голову? Как он будет его воспитывать? Ты думала об этом? Ты же мать!

Луиза лишь фыркнула. Думать это не про нее. Слепая, тупая любовь к императору, который не дал ей ничего, кроме одного маленького шанса: родить и получать деньги за одно «услугу». Её интересовали только деньги, и ничто больше.

Муж сжал мое плечо. Я замолчала. Его голос был тихим, но суровым.

— Моё решение будет таким: ты будешь жить в поместье, пока не родишь. Дальнейшая твоя судьба будет решаться уже после. Если ты вздумаешь навредить ребёнку, — продолжил Арагон, пригвоздив её словами, — не думай, что твоя смерть будет лёгкой и быстрой. Я позабочусь о том, чтобы каждую секунду твоей долгой жизни ты вспоминала то, что ты сделала.

Когда воины выводили Луизу из гостиной, она, проходя мимо, прошипела мне в лицо:

— Мучайся. Я никогда тебе не скажу, спали ли мы с твоим мужем. Пусть у тебя всё будет так же хреново, как у меня.

Я ответила за нее:

— А я знаю, что ты не спала с Арагоном, так что можешь захлебнуться собственной желчью.

— Что? — вскричала она. — Это враньё! Он спал со мной!

— Ты же не хочешь быть похожа на свою мать? — усмехнулась я. — Презираешь её, да? Ты судила её за то, что она спала с мужиками. И вон ты — такая же, только с расчётом, что за ночь брала больше.

— Нет, я не похожа на свою мать! — закричала она в руках воинов. Это была ее больная тема. Слабое место. Нужно было только немного надавить и вскроется нарыв.

— Похожа, похожа, — ответила я, — Ты спала за деньги.

— Нет, я… — запнулась она, — я спала только с Алексом. Я была невинна. Я не как моя мать!

— Вот ты и ответила на мой вопрос, — произнесла я холодно, не повышая голоса. — Ты опаивала Арагона долгое время. Медленно, исподволь, пока яд не стал частью его крови. А потом, когда он был слишком ослаблен, когда разум его путался от боли и агонии, из-за смертельно ранения — подлила ещё гадости и просто легла рядом.

Я шагнула ближе, глядя прямо ей в глаза.

— Остальное уже было горячечным бредом измождённого, обожжённого войной разума моего мужа. Галлюцинацией.

Крик Луизы-Эшли, сквернословие и обвинения разнеслись на весь дом. Вскоре её увели в комнату на первом этаже. Теперь она будет перемещаться по поместью только с охраной и в ограниченное время.

Арагон стоял рядом. Лицо его было каменным. Ни тени выражения, только холодная сдержанность. Но я видела, как заходили у него желваки, как побелели пальцы, сжатые в кулак.

Одна ложь отравила всю нашу жизнь.

— Я хочу принять ванну, — устало сказала я.

С этими словами я вышла из гостиной.

Атмосфера там была тяжелой. Я шла медленно, чувствуя, как под подошвами мягко поскрипывает паркет, и только отголоски голосов за спиной напоминали, что всё это было взаправду, а не дурным сном.