Северный ветер - Александрия Уорвик

Борей уже заперся в том самом зале. От восхода до заката Северный ветер изучает былые жизни тех, кто собрался внутри, готовых шагнуть в вечность. Он предельно ясно дал понять, что беспокоить его нельзя.

Заношу кулак и колочу им в дверь. Стук эхом разносится по окутанному полумраком, затянутому паутиной каменному коридору и угасает, оставляя звенящую тишину.

– Кто смеет меня прерывать? – шипит низкий, леденящий душу голос.

Изнутри скрежещет замок, и дверь распахивается. Ленивой походочкой огибаю колонну и, уперев кулак в бедро, одариваю Короля стужи ухмылкой.

– Твоя женушка!

Он безмолвствует, а я прохожу по огромному, уставленному колоннами залу и приветствую недавно умерших и ожидающих вердикта. От двери тянется длинная потертая ковровая дорожка – до самого трона из темного камня, на котором восседает король, облаченный в черный плащ, сапоги, перчатки, штаны. Бледные, будто высеченные ножом скулы заостряются еще больше, когда Борей кривит губы в гримасе крайней досады. Я усмехаюсь шире. Ну, по крайней мере, он предсказуем.

К моему большому удивлению, многие призраки мне кланяются. Лишь когда я усаживаюсь на второй каменный трон по левую руку Борея, тот тихо вопрошает:

– Что ты здесь делаешь?

– Ты же умный человек, – бормочу я в ответ, разглядывая зал.

Суда ждут, наверное, призраков двадцать. Со сводчатого потолка на тяжелой цепи свисает массивный канделябр со свечами, единственный источник света в этом склепе. И тем не менее зал – поразительное произведение искусства. Белая лепнина изгибается силуэтами змей, сов, кипарисов.

– Сам догадайся.

– Бог, – поправляет меня Борей.

Теперь это уже рефлекс.

Подлокотник, полный острых углов, впивается мне бок. Пытаюсь принять более удобную позу, но лишь понимаю, что таковой попросту не существует. Даже сиденье этой уменьшенной версии трона Борея будто сделано из ножей.

– Да как ты вообще сидишь на этой штуковине?

– Если неудобно – уходи, не стесняйся.

– Дай сюда плащ.

Борей бросает взгляд на призраков, те быстро делают вид, что совсем не глазеют.

– Зачем?

– Просто дай и все, – я требовательно шевелю пальцами.

Не то чтобы короля вообще пронимал холод. Единственное время, когда мне здесь по-настоящему тепло, – это в моей спальне, когда в камине ревет огонь.

Буркнув парочку ругательств, Борей выскальзывает из рукавов. Оставшись в синевато-серой тунике с белой каймой, протягивает мне скомканный плащ. Вышло даже проще, чем я думала.

Засовываю плотную ткань себе за спину, чтобы защититься от острого края подлокотника. Вот так-то лучше.

Заметив, что Борей по-прежнему сверлит меня сердитым взглядом, я киваю на его подданных.

– Продолжай, пожалуйста.

Он, словно решив, что я больше не буду перебивать, возвращается к делу. После приятной беседы несколько дней назад мы заключили временное перемирие. Борей даже потихоньку перестает игнорировать мое присутствие в цитадели – и к угрозам прибегать не пришлось.

По правде говоря, мне любопытно увидеть изнутри, как он властвует над Мертвыми землями. Для собравшихся здесь душ он король. И я хочу знать, как этот король правит.

– Назови свое имя.

Всклокоченный мужчина, стоящий на коленях впереди вереницы, поднимает взгляд.

– Адамо из Рокторна, милорд.

– Адамо из Рокторна, – взгляд короля устремляется в бесконечность, и я вздрагиваю, когда воздух между ним и призраком вдруг идет волной. Такова власть короля – выбирать, кто достоин, а кто нет.

Рябь рассеивается, в глазах Борея проясняется. Некоторое время он изучает подданного. Под ледяным взглядом мужчина съеживается. Я рассматриваю профиль короля, каждый изгиб и угол, полностью неподвижный. Души в конце вереницы сбиваются в кучку, словно боясь привлечь внимание Северного ветра.

– Адамо из Рокторна, – повторяет Борей нараспев. – Муж, брат, отец. Ты оставил жену и трех детей. Мать. Сестру. Ты зарабатывал на жизнь торговлей шерстью. Когда тебе было пять, ты столкнул сестру в замерзший пруд и чуть не утопил. Когда тебе было девять, ты избил бродячую собаку, что смела выпрашивать объедки, до смерти.

Ахаю почти неслышно, но король мельком бросает на меня взгляд.

– Пожалуйста, милорд. – Адамо склоняется ниже некуда, утыкаясь кончиком носа в потертый ковер. – Я понимаю, что оступался, но я был всего лишь ребенком…

– Когда тебе было шестнадцать, – продолжает Борей, подавляя робкого мужчину своей внушительностью, – ты заманил местную девушку в амбар и изнасиловал. И еще раз, в возрасте семнадцати лет, уже другую жертву. Каждую ты угрожал лишить жизни, если она обмолвится о твоем преступном деянии хоть словом.

Призрак становится почти прозрачным. Он заметно дрожит.

– Есть ли у тебя что сказать в защиту?

– Время было трудное, – сбивчивой скороговоркой выпаливает Адамо, – м-милорд. Отец тогда скончался. Я был зол, сбит с толку. Мне нужно было ощутить уверенность в себе.

– Значит, ты отнял у этих женщин право выбирать? Это хочешь сказать? – Повисает пауза. – Посмотри на меня.

Мужчина поднимает голову. На бледных щеках блестят слезы. Я вспоминаю рассказ Орлы о ее прошлом, и отвращение подкатывает к горлу таким плотным комом, что перекрывает дыхательные пути. Этот человек не заслуживает моей жалости. Какое бы наказание он ни понес, оно будет справедливым.

– Знает ли жена, насколько порочны твои помыслы? Как ты, даже дав брачный обет, заманил не одну, но двух женщин в лес и изнасиловал?

В ямочке между моих ключиц собирается холодный пот. Я бы никогда не прознала всю глубину омерзительных поступков этого мужчины. Откуда бы? Я вижу лишь коленопреклоненного человека, страдающего, напуганного. Вдруг осознаю, что недооценивала Борея во многих отношениях. Полагала, что он не утруждал себя справедливым судом, не вникал в детали прошлого, какими бы крошечными они ни были.

– Нет, милорд, – выдыхает Адамо, содрогаясь так сильно, что заваливается набок. – Она ослеплена любовью ко мне.

– Ты грешил, – произносит Северный ветер. – Грехи твои скверны и многочисленны.

– Прошу, милорд. Мои дети… я люблю своих детей.

– Любви ребенка недостаточно. Понимаешь ли ты, что поступки влекут за собой последствия? Ты нанес женщинам раны, которые не заживут и после твоей смерти, разрушая их уверенность в себе и мире. – Холод в голосе Борея становится острыми кристаллами, и, клянусь, я чувствую, как они царапают мне кожу. – За свою жизнь ты изнасиловал пять женщин, включая собственную жену, и я оглашаю приговор: Бездна. Отныне каждое новолуние ты будешь оскоплен, и придаток твой будет отрастать к новому циклу. Да будут твои страдания вечны.

Стенающий мужчина исчезает, место, где он только что стоял на коленях, теперь пусто. Чем дольше длится тишина, тем сильнее нарастает напряжение. Боковым зрением наблюдаю, как Борей вдыхает, затем медленно выдыхает. Ему тяжело. Ответственность на него давит.

– Следующий, прошу вперед.

Женщина у ступеней отходит в сторону, пропуская мальчика лет, наверное, восьми. Подталкивает его немного, и он, сделав робкий шажочек, опускается на колени. Бедняжка. Волосы, которые при жизни, кажется, были черными, спутались на макушке, слиплись от грязи.

– Назови свое имя.

– Нолан из Эшвинга, – хрипло шепчет мальчишка. – Милорд.

Король стужи погружается в его прошлое, и воздух снова мерцает. Несколько ударов сердца спустя король отпускает связь.

– Нолан из Эшвинга.