Евсения - Елена Саринова

class="p1">— Да ты еще раньше «спалился», — подбоченясь на середине комнаты, успокоила я беса. — Когда следы свои хвостом не замел, — на что бывшие спящие среагировали обоюдным отдергиванием балдахина:

— Вот ведь, Тишуня — следопыт.

— Да не может этого быть. Я сейчас сам гляну.

— Ну-ну, — проводив бесенка глазами, хлопнулась я рядом с подругой на кровать, а потом и вовсе откинулась на спину. — О-ой… А как спать то хочется.

— Да какое там спать? — вполне бодро возмутилась Любоня. — Давай рассказывай: живой хоть Стах?

— Ага. Вполне. Уж больно быстро он бегает.

— От тебя или за тобой?

— В обоих случаях, — уклончиво уточнила я, облизнув в темноте губы. — А вообще, у меня для вас новость — мы завтра с утра отсюда съезжаем. Правда, куда, пока не знаю. Но, зато знаю, в каком составе.

— И в каком же? — даже подпрыгнула на кровати Любоня. Хотя, с чего бы? Ей ведь тут «сильно нравится».

— Ну-у, один очень лысый и очень каменный грид в нем точно присутствует. Стах сказал, что нам всем понравится, на что я сильно надеюсь. Хотя, ты можешь и здесь остаться.

— Это ты чёй-то? — открыла свой ротик подруга, а потом, возмущенно пихнула меня с кровати.

— Всем ш-ша, — уже через долечку замерли мы в дюйме от выпученных красных «бусин». — Тих-хо. Там кто-то из окна соседского лезет. Хотите глянуть? — и еще бы мы не хотели?..

Хотя, чтоб разглядеть, пришлось поднапрячься. И сначала мы лишь расслышали возню с левой стороны крыла. Поэтому, из нас троих больше всего свезло Любоне, дальновидно приткнувшей нос именно к левой оконной створке. А потом дриадское зрение напрягла и я… Ну, ничего себе. Пожалуй, у них тут в порядке вещей вот так «из гостей» возвращаться. Потому что, судя по отработанной тактике, этот «гость» уж точно проделывал подобное не впервые: мужчина, ловко повиснув на одной руке, оттолкнулся от стены ногами и точным попаданием «ушел» в аккурат за куст сирени, растущий под самым окном. Потом, оглядываясь по сторонам, поправил пустой по локоть рукав куртки… пустой?

— Вы видели? — кивнула я застывшим подельникам. — Он что…

— Похоже на то. И ведь какой… акробат, — с уважением скривился Тишок, а Любоня крайне осудительно покачала головой:

— С одной да еще левой рукой, а все туда же — по чужим окнам лазить.

— Да он еще и не старый. И вполне даже приятный. Так почему бы и нет, если дама сама… приглашает?

— Фрона?

— А ты откуда знаешь? — даже отпрянула я от окна.

— Так это… — стыдливо скосился в ответ бесенок. — Я когда обратно возвращался, с прогулки, видел ее в том самом окне. Третьем слева от нас.

— Это та самая, «унылая»?

— Ага-а… Она и есть, — всерьез задумалась я…

ГЛАВА 3

Безнадежным зрелище назвать было невозможно. Хотя, судя по моему отражению в зеркале: не волос (собранных в длинный русый хвост на затылке), а физиономии, я именно таковым его и считала. И Тишок здесь был совсем ни при чем. Все дело во мне самой. Точнее, в моем сегодняшнем настроении. Ну, а если уж совсем откровенно, в полном его отсутствии. Зато ощутимо присутствовала дрожь в коленках. Да такая, что даже голос в пару к ним, при малейшем повышении сразу взмывал к «петушиным переливам»:

— Да йа-а… я их вообще распущу, эти лохмы. И пусть треплются на ветру. Или обстригу, — некстати, вдруг, вспомнилась Фрона с ее, торчащей по болотному живенько макушкой, и от этого сделалось уж совсем безнадежно уныло.

Тишок в ответ состроил моему отражению гримасу, означавшую огромное его, как мастера — цирюльника, оскорбление:

— Ты меня все утро изводишь своими придирками и переделками. Еще чуток и я сам их тебе обстригу. Или спалю, — скосился он на потушенный ночник. — Будешь замуж лысая выходить.

— За-амуж?! — выдала я очередным переливом, но, через долечку опомнилась. — Лысая?

— Та-ак, Тишуня, ша! Я, кажется, все сейчас поняла.

— Да что ты поняла то?!

— А то, что ты просто трусишь, — прозорливой Мокошью нависла Любоня, и поправив собственную корону из кос, вперилась в меня взглядом. — Нате вам, здрасьте. У нас новые напасти… Евся, ты его любишь?

— Кого? — в этот раз басом уточнила я.

— Стаха, жениха своего.

— Стаха люблю, а жениха… — поджав губы, переместила я затравленный взгляд с подружки на беса. — Понимаете… В общем, я очень сильно сомневаюсь, что мы с ним будем… нормальной семьей. Да и к чему вообще эти церемонии, когда между двумя все самое главное уже выяснено?

— А дети? — праведно изумилась будущая многодетная мать. — Они как без замужа то? Ты ж говорила, что, если от него, то…

— То, да.

— Госпожа души моей, — с глубокомысленным вздохом, почесал расческой свой шерстяной бок Тишок. — Позволь тебе объяснить: дело в том, что у дриад, как свободных лесных духов, — повысил он свой назидательный тон. — дети и замужество так же далеки друг от друга, как… Купальная ночь от гадания по ромашке.

— Да что ты? — с удовлетворением отметила я на щеках подружки румянец, означавший, что разницу оная ощутила. Причем, на собственном опыте. Но, надо отдать ей должное, тут же нашлась. — Так ведь Евся у нас — дриада лишь наполовину. Да и из леса своего заповедного давно слиняла. И вообще, не дело это. Дети должны рождаться под защитой своего рода, а не за забором от него, — ба-бах! Сразила, как говорится, без права на предсмертный писк:

— Ага-а… Должны.

— Ну, а раз, «ага», — решила Любоня успех закрепить. — То, хватит страдать ерундой, потому как, любимый и будущий супруг у тебя — один и тот же мужеский экземпляр. Да и у меня теперь, слава Мокоши, тоже… — вновь подоткнула она пальчиками прядь. — И я уверена, что после свадьбы они в чудищ сквернословных…

— Огнеплюйных драконов?

— В кого?.. Ну, пусть в них, но, точно не превратятся.

— Угу. Скорее уж вы в них… Да, шучу я… Шуткую… Хе-хе.

— Ну-ну, — грозным дуэтом воззрились мы на притухшего вмиг шутника, которому, всего через долечку, очень сильно и вовремя свезло:

— О, конец бабьему царствованию — это за нами… Стучатся ведь. Да-да!..

Длинные дворцовые коридоры мы преодолели очень быстро, соревнуясь в скорости с местными сквозняками. И, выказав хороший результат, финишировали в высокую двустворчатую дверь. И именно поэтому, вначале я увидела ее, мою дорогую лошадку, стоящую как раз напротив входа, у крыльца, в компании с остальным нашим табуном и еще одной, совершенно черной лошадью:

— Кора! Ты моя…

— Евсения!

— О-ой.

Сивермитис, высящийся на крыльце рядом со Стахом и еще двумя нашими