Буря и ярость - Дженнифер Ли Арментроут

Крошечная часть меня испытала… разочарование, что он не пытался раздеть меня, потому что я ему нравилась. Что за фигня? Я понятия не имела, почему меня это разочаровало. Этого не должно было разочаровывать. Зейн был вечным джентльменом — надоедливым и умным, но джентльменом до мозга костей. Однако странный укол разочарования превратился во что-то взрывоопасное.

Я не знаю точно, почему я сделала то, что сделала дальше, но был целый список причин, по которым я потеряла контроль, поэтому я могла возложить вину на всё что угодно в том, что я сделала.

Не сводя с него глаз, я наклонилась и стянула с себя рубашку, а кинула её на пол.

— Теперь ты счастлив?

Зейн был невероятно неподвижен, продолжая удерживать мой взгляд, и это длилось так долго, что я подумала, что он, возможно, заснул стоя с открытыми глазами, но затем его взгляд опустился, и теперь уже я затаила дыхание. На мне не было ничего сексуального. Обычный бюстгальтер, простой чёрный с зубчатой окантовкой поверх чашечек.

Мускул дрогнул на его подбородке, когда его взгляд медленно поднялся к моим глазам. Не отрывая взгляда, он протянул мне полотенце.

Я взяла полотенце, но не стала прикрываться.

— А лифчик тоже нужно снять?

Зейн приподнял одну бровь, и снова повисла долгая пауза.

— Наверное, так будет проще.

На какую-то долю секунды я представила, как тоже снимаю лифчик, прямо перед ним. Зейн, скорее всего, умрёт, прямо тут и сейчас. Выражение его лица того стоило, но я струсила ещё до того, как всерьёз задумалась.

— Ты можешь отвернуться?

Зейн выгнул бровь и демонстративно отвернулся в сторону душа, в противоположную сторону от зеркала.

Извернувшись в талии, я положила полотенце на раковину и расстегнула лифчик. Он соскользнул с моих рук на пол. Я засунула его под упавшую рубашку, а затем подняла полотенце и прижала его к груди. Я видела свою спину в зеркале, и она действительно была похожа на шахматную доску с розово-синим полем.

— Я порядочная, — сказала я, и увидела, как Зейн развернулся за моей спиной.

— Господи, — проворчал он, но не в ответ на мою полунаготу. — Не могу поверить, что ты ничего не сказала, и не говори мне, что тебе не больно. Это должно быть больно, Тринити.

Так и есть.

— Я крепче, чем кажусь.

— Именно, но мне следовало получше за тобой присматривать.

— Это не твоя вина, — сказала я, принюхиваясь к воздуху, пока он откручивал крышку на банке. Запах напомнил мне «Жаркий лёд»[11], но в нём присутствовало что-то ещё. — Что это такое?

— Мазь, которую делает Жасмин. Жена Деза. Она очень хорошо помогает в таких вещах. Это смесь арники, куркумы и ментола. Думаю, что там может быть даже немного лещины. Это противовоспалительное средство, которое уменьшает боль и отёки, — сказал он мне. — Эта штука творит чудеса.

Затем Зейн коснулся пальцами моей кожи, и я вздрогнула от этого прикосновения.

— Прости, — пробормотал он.

Мазь была холодной и скользкой, но именно его пальцы вызвали такую реакцию. Помимо того, что Зейн иногда брал меня за руку или сбивал с ног, у него не было привычки прикасаться ко мне.

А теперь он по-настоящему прикасался ко мне.

Он нанёс густой бальзам на мою кожу, а затем скользнул руками вверх, круговыми движениями растирая. Его пальцы коснулись моей груди, и моя кожа стала странно тёплой, когда я подняла взгляд к зеркалу.

Всё, что я могла видеть, это как он стоял позади меня, такой невероятно высокий и широкий. Он склонил свою златовласую голову, сосредоточившись на том, что делал.

Созерцание его у себя за спиной никак не помогло охладить мою кожу.

— Какая она, Жасмин? — спросила я, стараясь не думать о том, что я была совершенно топлесс.

Он усмехнулся.

— Она и её сестра, Даника, как бы сопротивляются системе всякий раз, когда могут, но ей и Дезу повезло. Они любят друг друга, по-настоящему, и у них двое детей. Они оба путешествуют. Их дочь, Иззи. Она только учится перевоплощаться и летать. Всё время её тянет прямо к потолочному вентилятору.

— О боже, — пробормотала я, моё тело дёрнулось само по себе, стоило мне подумать об Арахисе, когда он был рядом с вентилятором. И я тут же взмолилась, лишь бы Арахис не появился тут. — Мне всегда нравится наблюдать за малышами в общине, когда они начинают перевоплощаться. Восхитительно смотреть, как они учатся ходить и использовать свои крылья.

— Прости, — пробормотал он, когда я снова дёрнулась.

— Всё в порядке.

Я чувствовала себя очень, дико разгоряченной, что было странно, потому что бальзам был слишком холодным.

Зейн продолжил спокойно наносить бальзам, его пальцы скользили под краями полотенца и вдоль моих рёбер, заставляя меня дрожать, и я не была уверена, были ли там вообще синяки. Когда его руки скользнули назад, я не знала, должна ли я чувствовать облегчение или разочарование.

— Как ты думаешь, я смогу встретиться с Даникой и Жасмин? — спросила я, отчаянно пытаясь отвлечься.

— Если ты хочешь, я не вижу причин, почему бы и нет, — его тихий ответ тоже согрел меня изнутри.

— Мне бы этого хотелось.

Его взгляд метнулся вверх, на секунду встретившись с моими глазами в зеркале.

— Тогда я устрою, чтобы это произошло.

Прошло ещё несколько секунд, и я начала думать о странных вещах — о чём угодно, — только бы не думать о его руках.

— До того как я поняла, кто я, я считала себя нормальной, и хотела быть кем угодно, когда была ребёнком. Ничто из этого не было этим, но…

— И кем ты хотела быть?

— О, некоторые желания были очень глупы.

— Сомневаюсь в этом.

Я фыркнула.

— Посмотрев «Парк Юрского периода», я захотела стать археологом.

— Не думаю, что это глупо, — сказал он, и хотя я не могла видеть его улыбку, я почувствовала её.

— А ещё я хотела выращивать лам.

Рука Зейна снова замерла.

— Лам?

— Да, — я хихикнула. — И даже не спрашивай почему. Я понятия не имею. Я просто хотела иметь ферму лам. Я думаю, что это самые удивительные животные на свете. Ты знаешь, что дети могут ездить на них? А вот взрослые не могут. Будет не очень удобно ни тебе, ни ламе.

— Это точно, — усмехнулся он. — Пожалуй, это самое странное, что я слышал за последнее время, — его ловкие пальцы скользнули по моему позвоночнику. — Ты хотела поступить в колледж?

— Конечно, — я сделала