Венец безбрачия - Полина Ром

часто просто так брала в руки. Штучка... она не такая красивая, как эти побрякушки, – он кивком указал на стоящий с краю стола сундук и открытые шкатулки. – Но почему-то бабушка очень дорожила этой игрушкой. Именно поэтому я всегда хранил её у себя – на память об удивительной женщине, графине де Манрик. Я хочу, чтобы эта вещь стала твоей, – он оторвал руку от стола и подвинул мне довольно крупный золотой прямоугольничек со слегка скруглёнными углами.

Некоторое время я ошарашенно смотрела на этот кусок золота, не веря своим глазам. Потом осторожно, как будто боясь, что он исчезнет, взяла безделушку в руки и неуверенно открыла её…

Заглянув внутрь я испытала одновременно очень сложные чувства: и погасшую надежду, и некое разочарование, и в то же время – прикосновение к чужой тайне!

Золотой прямоугольник, который так ценила и всегда носила при себе бабушка Леона, внешне был точной копией мобильного телефона-раскладушки. Внутри вместо экрана размещалось маленькое зеркальце, а ненажимающиеся кнопки оказались выполнены из какого-то полудрагоценного чёрного камня. У этого телефона даже была крошечная антенка…

Его бабушка... Она тоже, как и я... Она тоже попаданка! Почему-то меня очень обрадовала эта мысль!

Я со слезами на глазах гладила подарок, ощущая удивительное тепло. Я никогда не знала и никогда не увижу эту женщину, но золотой мобильный телефон казался мне тёплым прикосновением друга. Леон, видя, как я поглаживаю подарок, тихо сказал:

- Я рад, Софи, что он тебе понравился. Но может быть у тебя есть ещё какие-то желания? Скажи, я постараюсь все исполнить!

- Может быть тебе это покажется странным… Леон, я хочу получить родовые книги, которые вела твоя бабушка.

Чувствуя смущение от его удивлённого взгляда и не желая «спалиться», я негромко добавила:

- Я думаю, она была очень мудрой женщиной, и я хотела бы продолжить вести эти книги.

Леон на секунду замер, потом кивнул мне, встал со стула и, немного нависнув надо мной, взял меня за руку. Слегка сжал пальцы, поднёс к губам и даже не поцеловал, а прикрыв глаза, еле коснулся губами…

От тёплого дыхания у меня по коже побежали мурашки, и я невольно поднялась ему навстречу…

- Ты совершенно невероятная, Софи! – он обнял меня за плечи одной рукой, прижимая так ласково и аккуратно, как будто давал мне возможность сбежать от него.

Но вот как раз бежать-то я и не хотела…

Глава 57

Для нас с Леоном этот год был годом безумной страсти…

Я не знаю, из этой ли страсти рождается любовь, и была ли она в тот момент между нами, но к вечеру каждого дня мы не могли спокойно сидеть рядом. Нам обоим требовалось бесконечно касаться друг друга, дотрагиваться хотя бы локтями и чувствовать телом объект своего вожделения.

Наши ночи одновременно превосходили и самые страстные, и самые слюнявые описания, из тех, что я читала в любовных романах. Это было какое-то безумное влечение, почти одержимость, которому мы не могли противиться. Каждую ночь я горела и умирала в объятиях мужа, возрождаясь к утру как феникс. И молилась только об одном: чтобы это никогда не кончалось.

А внешне наши отношения выглядели так, как будто первая брачная ночь у нас случилась ровно три дня назад.

Муж бесконечно баловал меня и это не обязательно были какие-то дорогие драгоценности или ткани в подарок. Он просто был настолько внимателен ко всем мелочам, существующим в моей жизни, он так старался предупредить малейшее неудобство для меня…

***

Год траура дал нам с Леоном время привыкнуть друг к другу, понять, что мы теперь не одиночки, ощутить поддержку.

В это время нежелательно было ездить в гости или принимать кого-то у себя. Антонио при каждой возможности напрашивался на роль курьера, чтобы отвезти письмо или деловое предложение в замок Шартонг и норовил задержаться там, якобы по делу, на несколько дней. Все вокруг всё понимали, но какого-либо осуждения младший де Эстре не вызывал. К нам тоже изредка заезжали соседи, но это вовсе не были праздничные приёмы гостей. Например, визит дядюшки Бруно, который заехал получить долг, длился всего пару дней и проходил без всякой помпы.

Раз в месяц в память о покойном графе проводилось специальное богослужение и в остальном наша жизнь ничем не отличалась от жизни соседей. Только Леон и я носили в дни службы траурные одежды, а в остальное время просто не использовали яркие ткани.

Иногда к этим службам прибывал кто-то из соседей, но это не было праздником, а именно – данью памяти покойному графу.

В целом жили мы достаточно спокойно и мирно, и даже приграничные стычки с эспанцами почти полностью затихли. Осталось несколько контрабандных каналов: эспанцы везли вино, а от нас вывозили ситцевые ткани. Полковник Конрад Фуггерт методично ловил контрабандистов, но как только перекрывал одну тропу, через некоторое время открывался другой путь. Он пару раз заезжал в замок и жаловался Леону:

- ...так что, господин граф, зло это не истребимо…

- Дорогой полковник, если не пропалывать сорняки, огород зарастёт совсем. И я, и граф де Шартонг, мы оба бесконечно ценим ваши старания. Если вдруг у вас возникнут проблемы с какими-нибудь продуктами для гарнизона – только дайте знать.

***

В замке заменили часть слуг. К моему большому удовольствию госпожа Ильда Ольберг сразу по выздоровлении была отправлена под опеку к своим родственникам. Исчезла Эмина, ещё три горничных и несколько лакеев, а также покровительствующая им экономка Катарина Менсфурд.

Насколько я знаю, были уволены около десятка солдат из тех, кто был слишком близок к покойному капитану охраны. Их места заняли другие люди, отобранные лично кастеляном.

В дела управления замком я входила очень медленно и неторопливо – мне некуда было больше спешить. Неоценимую поморщь оказывала новая экономка, Ронда Сноу. Она была опытной хозяйкой, но мало знала наш замок.

Получилось так, что мы с ней вместе учились вникать во все дела, помогая и поддерживая друг друга. Не всегда совпадали наши представления о гигиене, но у мадам Ронды хватало ума никогда не настаивать на своей версии и жили мы с ней достаточно мирно. Она была среднего возраста, и я надеялась, что обучив друг друга мы сможем мирно жить рядом долгие